Страницу и огонь зерно и жернова секиры острие и усеченный волос кому посвящено

Опубликовано: 17.09.2024

Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос —
Бог сохраняет все; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.

В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь — одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.

Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, — тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.

Следующий стих → Иосиф Бродский — Ниоткуда с любовью
Предыдущий стих → Иосиф Бродский — Меня упрекали во всем

Читать похожие стихи:

Иосиф Бродский — Ахматовой
Иосиф Бродский — На смерть друга
Иосиф Бродский — Ниоткуда с любовью
Иосиф Бродский — Ах, улыбнись
Иосиф Бродский — Остановка в пустыне

Отзывы к стихотворению:

Стихи Александра Пушкина
Стихи Михаила Лермонтова
Стихи Сергея Есенина
Басни Ивана Крылова
Стихи Николая Некрасова
Стихи Владимира Маяковского
Стихи Федора Тютчева
Стихи Афанасия Фета
Стихи Анны Ахматовой
Стихи Владимира Высоцкого
Стихи Иосифа Бродского
Стихи Марины Цветаевой
Стихи Александра Блока
Стихи Агнии Барто
Омар Хайям: стихи, рубаи
Стихи Бориса Пастернака
Стихи Самуила Маршака
Стихи Корнея Чуковского
Стихи Эдуарда Асадова
Стихи Евгения Евтушенко
Стихи Константина Симонова
Стихи Ивана Бунина
Стихи Валерия Брюсова
Стихи Беллы Ахмадулиной
Стихи Юлии Друниной
Стихи Вероники Тушновой
Стихи Николая Гумилева
Стихи Твардовского
Стихи Рождественского

Евгений Онегин
Бородино
Я помню чудное мгновенье (Керн)
Я вас любил, любовь еще, быть может
Парус (Белеет парус одинокий)
Письмо матери
Зимнее утро (Мороз и солнце; день чудесный)
Не жалею, не зову, не плачу
Стихи о советском паспорте
Я памятник себе воздвиг нерукотворный
У лукоморья дуб зеленый
Ночь, улица, фонарь, аптека
Сказка о царе Салтане
Жди меня, и я вернусь
Ты меня не любишь, не жалеешь
Что такое хорошо и что такое плохо
Кому на Руси жить хорошо
Я пришел к тебе с приветом
Незнакомка
Письмо Татьяны к Онегину
Александр Пушкин — Пророк
Анна Ахматова — Мужество
Николай Некрасов — Железная дорога
Сергей Есенин — Письмо к женщине
Александр Пушкин — Полтава

Стихи о любви
Стихи для детей
Стихи о жизни
Стихи о природе
Стихи о дружбе
Стихи о женщине
Короткие стихи
Грустные стихи
Стихи про осень
Стихи про зиму
Стихи о весне
Стихи про лето
Смешные стихи
Матерные стихи
Стихи с добрым утром
Стихи спокойной ночи
Стихи про семью
Стихи о маме
Стихи про папу
Стихи про бабушку
Стихи про дедушку
Стихи о войне
Стихи о родине
Стихи про армию
Стихи про школу
Стихи о музыке
Стихи для малышей
Стихи о доброте
Стихи на конкурс
Сказки в стихах

Популярные стихи Пушкина
Популярные стихи Лермонтова
Популярные стихи Есенина
Популярные басни Крылова
Популярные стихи Некрасова
Популярные стихи Маяковского
Популярные стихи Тютчева
Популярные стихи Фета
Популярные стихи Ахматовой
Популярные стихи Цветаевой
Популярные стихи Бродского
Популярные стихи Блока
Популярные стихи Хайяма
Популярные стихи Пастернака
Популярные стихи Асадова
Популярные стихи Бунина
Популярные стихи Евтушенко
Популярные стихи Гумилева
Популярные стихи Рождественского
Другие поэты

Огромная база, сборники стихов известных русских и зарубежных поэтов классиков в Антологии РуСтих | Все стихи | Карта сайта

Все анализы стихотворений, краткие содержания, публикации в литературном блоге, короткие биографии, обзоры творчества на страницах поэтов, сборники защищены авторским правом. При копировании авторских материалов ссылка на источник обязательна! Копировать материалы на аналогичные интернет-библиотеки стихотворений - запрещено. Все опубликованные стихи являются общественным достоянием согласно ГК РФ (статьи 1281 и 1282).

«На пиру Мнемозины»: Интертексты Иосифа Бродского

Евгении Николаевне и Наталье Андреевне Богомоловым

Основной предмет анализа в этой книге — реминисценции, цитаты в поэтических произведениях Иосифа Бродского. Термины «реминисценция» и «цитата» употребляются как синонимы и имеют широкое значение: к ним причисляются и вкрапления из «чужих» текстов, традиционно именуемые перекличками, отголосками. В книге затрагивается и более общая проблема о преемственности поэзии Бродского по отношению к поэтическим системам других авторов, но не она является центральной.

Такой подход может показаться «узким», и автора книги можно упрекнуть в преувеличенном внимании к частному явлению поэтики. На возможные претензии отвечу словами замечательного исследователя, блестяще выразившего мысль о значимости анализа реминисценций для понимания художественного творчества: «Культура коллективна по самому своему существу, и каждая культурная эпоха — непрерывный процесс взаимодействия творческих усилий ее больших и малых деятелей, процесс миграции идей, поэтических тем и образов, заимствований и переосмыслений, усвоения и отторжения. Это многоголосие — форма и норма ее существования. Творчество гения вырастает на таком полифоническом субстрате; оно усваивает себе, интегрирует, преобразует чужие идеи и образы и потому, например, установление реминисценций и даже цитат из чужих стихов у Пушкина и Лермонтова — вовсе не бесплодное занятие. Цитата, реминисценция может функционировать в тексте как „чужое слово“ и менять в нем акценты, может дать нам материал для наблюдений над технологией поэтической работы, — наконец, она наглядно показывает нам связи великого поэта с традицией и плотность поэтической среды, из которой он вырос» (Вацуро В. Э. Записки комментатора. СПб., 1994. С. 5–6).

В своей книге я рассматриваю интертекстуальные связи поэзии Бродского с произведениями других русских поэтов XVIII — первой половины XX в.: А. Д. Кантемира, Г. Р. Державина, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, В. Ф. Ходасевича, Велимира Хлебникова, В. В. Маяковского. Реминисценции из этих поэтов (за исключением Пушкина, цитируемого Бродским очень часто) учтены по возможности максимально полно, хотя эта книга ни в коей мере не претендует на роль «словаря цитат». Кроме этого основного «сюжета», в книге анализируется трансформация в поэзии Бродского ряда философских традиций. В экскурсах, составляющих приложение, исследуется частный случай межтекстовых связей в рамках поэзии самого Бродского — римская тема и образ Рима («Римский текст»), а также трансформация мотивов из А. П. Чехова и «Улисса» Дж. Джойса.

На резонный вопрос, почему в книге нет глав о цитатах из сочинений поэтов, творчество которых не менее значимо для Бродского: Е. А. Баратынского, Н. А. Клюева, Б. Л. Пастернака, О. Э. Мандельштама, Анны Ахматовой, М. И. Цветаевой, — самым точным и честным будет ответ Козьмы Пруткова: «Нельзя объять необъятное». Более обстоятельно и менее искренне можно было бы ответить так: многие цитаты из текстов Баратынского, Пастернака и Мандельштама в стихотворениях Бродского уже были проанализированы; число реминисценций из текстов Анны Ахматовой у него невелико, а сходство с поэзией Цветаевой проявляется прежде всего на ритмико-интонационном и мотивном уровнях. Кроме того, некоторое число реминисценций из произведений этих и других авторов рассмотрено во вводной главе «„…Ради речи родной, словесности…“: очерк о поэтике Бродского» и в главах основного текста.

Автор книги намеренно отказался от анализа интертекстуальных связей поэзии Бродского со стихотворениями иностранных, прежде всего англоязычных, авторов (хотя некоторые реминисценции у Бродского, по-видимому, являются «гиперцитатами», отсылающими одновременно к текстам русских и иностранных стихотворцев). Также осознан отказ от анализа перекличек со стихотворениями русских поэтов-современников.

Большинство англоязычных поэтических произведений Бродского мною не рассматриваются.

Художественный мир поэзии Бродского родствен художественному миру его эссеистики: разительное сходство проявляется и на мотивном уровне, и в образном словаре. Однако эссеистика в книге не анализируется: эссе рассматриваются лишь в тех случаях, когда они выступают в роли ключа к его поэтическим текстам. Роль таких ключей нередко присуща и его интервью, которые здесь цитируются с намеренной аскетичностью.

Трудности, с которыми сталкивается исследователь, обращаясь к анализу реминисценций в поэзии Бродского, — двоякого рода Во-первых, до сих пор отсутствует авторитетное издание его сочинений: существующие собрания далеки от полноты, тем более в них не приводятся варианты стихотворений. Неизвестны даты многих стихотворений (соответственно, датировки в собраниях сочинений часто условны и приблизительны). Неполнота материала и приблизительность хронологии влияют на картину поэтической эволюции и приводят к печальным лакунам в анализе. Здесь же замечу, что даты написания стихотворений Бродского в моей книге приводятся, как правило, по собранию сочинений и часто имеют условный характер. (Так, о неточной датировке «Литовского ноктюрна» в собраниях сочинений Бродского недавно писал Т. Венцлова.) Во-вторых, слабо документированы сведения о времени знакомства молодого Бродского с сочинениями различных поэтов минувших эпох Свидетельства самого автора (весьма немногочисленные) не всегда надежны. В такой ситуации возрастает риск обнаружить неявную реминисценцию или перекличку со стихотворением, которого Бродский еще не знал. Надеюсь, что, если такие случаи и встречаются в моей книге, число их минимально.

Для обозначения всех разнообразных случаев межтекстовых связей я употребляю термины «интертекстуальность» и «интертекст». Создателем термина «интертекст» является Ю. Кристева, давшая ему следующее определение: « сам будучи не чем иным, как дискурсом, получатель также включен в дискурсивный универсум книги. Он, стало быть, сливается с тем другим текстом (другой книгой), по отношению к которой писатель пишет свой собственный текст, так что горизонтальная ось (субъект — получатель) и вертикальная ось (текст — контекст) в конце концов совпадают, обнаруживая главное: всякое слово (текст) есть такое пересечение двух слов (текстов), где можно прочесть по меньшей мере еще одно слово (текст). …Любой текст строится как мозаика цитаций, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-либо другого текста. Тем самым на место понятия интерсубъективности встает понятие интертекстуальности, и оказывается, что поэтический язык поддается как минимум двойному прочтению» (Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман / Пер. с фр. Г. К. Косикова // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. 1995. № 1. С. 98–99).

В постструктуралистской концепции текста, одним из сторонников и авторов которой является Ю. Кристева, произведение мыслится не как относительно самостоятельный феномен, отдельный текст, но как подвижный элемент в ряду или потоке других текстов, границы между которыми размыты. Это и есть интертекст. Роль автора произведения в этой концепции редуцирована до минимума или отрицается: тексты и дискурсы существуют сами по себе, перекрещиваются и вступают в диалог, полноправным участником которого становится и читатель.

Это понимание текстов и межтекстовых связей приводит к утрате терминологического значения у такого понятия, как цитата. Свидетельство тому — высказывание другого французского семиолога, Р. Барта, относящееся к постструктуралистскому периоду его деятельности: «Всякий текст есть между-текст по отношению к какому-нибудь другому тексту, но эту интертекстуальность не следует понимать так, что у текста есть какое-то происхождение; всякие поиски „источников“ и „влияний“ соответствуют мифу о филиации произведений, текст же образуется из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат — из цитат без кавычек» (От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Пер. с фр. М., 1989. С. 418).

«Великая душа, поклон через моря…»

Анна Андреевна Ахматова умерла 5 марта 1966 года — по трагической иронии судьбы, в тот же день, тринадцатью годами ранее, умер человек, с именем которого связано почти всё самое чёрное в её жизни — советский диктатор Сталин.

Она не захотела покинуть революционную Россию, осталась на родине… Ещё не закончилась гражданская война, а новая, большевистская власть расправилась с одним из замечательнейших поэтов Серебряного века и отцом её ребенка Николаем Степановичем Гумилёвым. Его памяти посвящены ахматовские строки: «Не бывать тебе в живых, / Со снегу не встать. / Двадцать восемь штыковых, / Огнестрельных пять. // Горькую обновушку / Другу шила я. / Любит, любит кровушку / Русская земля»… Затем почти на два десятилетия затянувшееся публичное молчание: вопрос о печатании-непечатании стихов Анны Андреевны решался на уровне ЦК ВКП(б). Партийное негласное распоряжение выполнялось беспрекословно, да и бушевали вовсю разные РАППЫ-ПРОЛЕТКУЛЬТЫ, вооружённые «самой передовой» идеологией и теорией об истинных пролетарских писателях, сочувствующих и попутчиках. Ахматова не вписывалась ни в какую из этих вымороченных категорий; на её глазах исчезал Серебряный век, начиналось время «образованщины». Погибли Есенин и Маяковский, мотался по стране неприкаянный Мандельштам, и Анна Андреевна всё больше убеждалась, что, по её словам, «искусство отменили». Мандельштаму дали доходить «на воле», вернув из воронежской ссылки, до мая тридцать восьмого; из сверстников и спутников остались невредимыми Михаил Лозинский и Борис Пастернак…

Но вот сына, Льва Гумилёва, и мужа, Николая Пунина, Анне Андреевне спасти от расправы не удалось. Пунин погиб, а Лев Николаевич провёл в ГУЛАГе более пятнадцати лет. Именно в эти, самые страшные для неё годы, Ахматова создаёт бессмертный цикл-документ «Реквием», в котором стихи, посвящённые сыну, вырастают до эпического обобщения. В предваряющих цикл строках звучит давний мотив: «Нет, и не под чуждым небосводом, / И не под защитой чуждых крыл, — / Я была тогда с моим народом / Там, где мой народ, к несчастью, был». Тогда же задумывается и пишется «Поэма без героя» — попытка воссоздать утраченную историческую память и культуру, сделать «бег времени» непрерывным. Работа над ней продлится вплоть до последних дней Ахматовой.

В попытках спасти сына, отстраняясь от позорного постановления ЦК ВКП(б) 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград», где её назвали салонной барынькой, Анна Андреевна решилась на отчаянный шаг — чужим, совсем не ахматовским, но «общесоветским» рифмованным языком она мучительно обращается к «великому вождю», создаёт книгу «Слава миру». Не помогло…

Все советские годы Анна Ахматова, по её же собственному выражению, была «беспастушной». Несмотря на то, что её окружали многие и многие замечательные и любящие люди, Анна Андреевна мало кого из этого множества могла назвать настоящими друзьями. Тем более мужественно она переносила все невзгоды, потери, разлуки и гибели, выпавшие на её долю. Она действительно не отделяла свою жизнь от жизни народа, прекрасно понимая, где и в какое время ей пришлось вместе с ним «быть».

И дружба с Иосифом Бродским в дни его молодости стала во многом последним отдохновением, данным этой великой и мужественной женщине. Русская поэзия не исчезла, Бродский, как благодарный ахматовский последователь, завершил двадцатый век, получив высшую награду — Нобелевскую премию…

Анна Ахматова умерла, так и не «удостоившись» официального признания коммунистических властей. Бродский вспоминал о дне похорон:

Ленинградские власти предоставлению места на одном из городских кладбищ противились, власти курортного района — в чьём ведении Комарово находится — тоже были решительно против. Никто не хотел давать разрешение, все упирались; начались бесконечные переговоры. Сильно помогла мне З. Б. Томашевская — она знала людей, которые могли в этом деле поспособствовать — архитекторов и так далее. Тело Ахматовой было уже в соборе св. Николы, её уже отпевали, а я ещё стоял на комаровском кладбище, не зная — будут её хоронить тут или нет. Про это и вспоминать даже тяжело. Как только сказали, что разрешение получено и землекопы получили по бутылке, мы прыгнули в машину и помчались в Ленинград. Мы ещё застали отпевание. Вокруг были кордоны милиции, а в соборе Лёва метался и выдёргивал плёнку из фотоаппаратов у снимающих. Потом Ахматову повезли в Союз писателей, на гражданскую панихиду, а оттуда в Комарово… В общем, похороны — да и все последующие события — были во всех отношениях мрачной историей…

Ныне для русской поэзии, для отечественной культуры Комарово — одно из самых драгоценных мест. Ибо поэзия Анны Андреевны Ахматовой, освобождённая от страшных вывертов сталинского двадцатого века, принадлежит новому, двадцать первому, и новым, свободным поколениям русских читателей.

От редакции : автор этой зарисовки — Евгений Сухарев, харьковский поэт и эссеист, член Международного фонда им. Бориса Чичибабина, лауреат конкурса РНЛС (2004), автор четырёх изданных книг стихотворений — «Дом ко дню» (Харьков, КРОК, 1996), «Сага» (Харьков, КРОК, 1998), «Седьмой трамвай» (Харьков, ТО «Эксклюзив», 2002), «Комментарий» (Харьков, ТО «Эксклюзив», 2005).

Подробнее о знаменитом Постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года можно прочитать в рубрике «Против течения», в очерке под названием «Как «забанили» Ахматову и Зощенко. Постановление 1946 года».

Краткое эссе-размышление об известном стихотворении Иосифа Бродского «На столетие Анны Ахматовой». Эссе посвящается 71-й годовщине со дня рождения Иосифа Бродского, отмечаемого 24 мая.

Страницу и огонь, зерно и жернова,

секиры острие и усеченный волос

Бог сохраняет все; особенно – слова

прощенья и любви, как собственный свой голос.

В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,

и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,

затем что жизнь – одна, они из смертных уст

звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.

Великая душа, поклон через моря

за то, что их нашла, – тебе и части тленной,

что спит в родной земле, тебе благодаря

обретшей речи дар в глухонемой Вселенной.

Ко дню 71-й годовщины поэта Иосифа Бродского мне захотелось поразмышлять над одним из его стихотворений. После прочтения нескольких вариантов я выбрал стихотворение «На столетие Анны Ахматовой», иное название – «Бог сохраняет все». Свой выбор я могу объяснить тем, что само стихотворение мне показалось глубоким и смысловым, а также тем, что оно касается личности и судьбы другого, не менее интересного, человека – поэтессы Анны Ахматовой.

Как известно, сам И. Бродский называл А. Ахматову своим учителем. Безусловно, учение не заключается только лишь в перенятии какого-то таланта, развитии в себе схожих способностей, но также в созерцании личного примера мужества, стойкости, перенесения боли и молчания. Нам известно, что Анна Ахматова сполна испила свою чашу горя. Сам Бродский был человеком интересной и непростой судьбы. Но их обоих объединило то, что они стали ненужными своей стране. Стране, которую загнали в рамки особого мышления, особого настроения, особого искусства. Стране, в которой человек стал одной из деталей огромного механизма строительства утопической идеологии. Мне кажется, этот болевой отклик на личное горе А. Ахматовой отчетливо слышится в стихотворении Бродского.

Интересны здесь слова — «Бог сохраняет все». Не может не поразить тот контраст, который нам показывает И. Бродский. Бог сохраняет и страницу, и огонь, уничтожающий страницу; Бог сохраняет и зерно, и жернова, перетирающие зерно; Он сохраняет и усеченный волос, и секиру, которая его рассекла. Бог – это Тот, Кто объединяет. Бог, как Праведный Судья, сохраняет и жертву, и палача, и обидимого и обижающего. Он сможет расставить все по местам, утереть всякую слезу. Он сможет стать Тем, Кто, сохранив в памяти эту борьбу, примирит все и вся. Он – Тот, Кто отдаст все долги и восполнит все лишения.

Глубокий смысл имеют слова о том, что Бог особенно сохраняет слова прощенья и любви. Да, прощенье и любовь – это те великие силы, которые способны вразумить обидчика и утешить его жертву. Эти силы есть и в человеке, поэтому Бог особенно наблюдателен к тому, как человек ими пользуется. Несмотря на то что в этих словах бьется рваный пульс, слышен костный хруст, они сильны как раз этой своей глухотой, слабостью и беззвучностью.

Когда человек не в силах сопротивляться злу физически, ему остается сопротивляться своим духом и волей. Об этом подвиге, конечно, не вспомнят палачи, но о нем вспомнят друзья. И. Бродский пронес такой подвиг А. Ахматовой лично для себя и других поколений. А лучший способ – это поэзия, изящное слово, которое ложится на сердце не своей формой, но своей сутью.

Далее И. Бродский пишет, что жизнь одна и слова прощенья и любви звучат отчетливей именно из смертных уст. Очень глубокая фраза. Действительно, ценно то, что единично. Жизнь каждого человека сугубо индивидуальна, неповторима и по-своему интересна. Эти слова по-особому звучат, если вспомнить, что для страны, которая превращается в идеологическую машину, нет разницы между трудовыми элементами – будь это поэт, солдат, танк, трактор или плавильная печь. В такой стране стирается личность, здесь нет места для индивидуальности, когда бытие народа мыслится в общей массе как движение к заветной цели. Нет здесь ценной единичности жизни, жизни, которая сама о себе говорит смертными устами. Смертные уста – это тот хрупкий горн, который не слышен в суете бездушного строительства, но будет очень звучен в тишине будущего. Анна Ахматова – тот человек, которого стерли жернова, сжег огонь, рассекла секира. Ее смертные уста, сказавшие слова прощенья и любви, не расслышали тогда, но слушают теперь.

И. Бродский отчетливо пишет, что А. Ахматова – та самая «великая душа», которая озвучила в веках всю ту боль, которая спит в земле родной. Глухонемая Вселенная – это наше общество. Оно настолько большое, что мы не слышим друг друга и не можем ничего сказать. Но в этом пространстве есть место для хрупкого голоса смертных уст, ибо Бог сохраняет все.

-Рубрики

шитье (1)
(1)
Великобритания (52)
Шотландия (12)
видео (38)
Восток (18)
вязание (430)
свитера, кордиганы,пончо (200)
узоры (91)
летние модели (86)
разное (86)
журналы (34)
шапки,шарфы (25)
может и свяжу (20)
деткам (14)
может и свяжу (5)
города (30)
живопись (126)
здоровье (13)
йога (4)
интересное (114)
искусство (62)
Киев (13)
кино (4)
Китай (60)
Корея (4)
современная корейская живопись (2)
космос (1)
кофейное дерево (1)
красота (9)
литература (64)
Й.Бродский (6)
М.Цветаева (3)
люди (29)
мир животных (14)
мода (5)
платки (3)
музыка (38)
мысли и цитаты (73)
наша планета (50)
обучение (21)
языки (11)
орхидеи (3)
уход за орхидеями (2)
позитив (85)
поэзия (113)
Й.Бродский (5)
Гумилев (2)
Гумилев (1)
М.Цветаева (3)
праздники (13)
психология (15)
рецептики (162)
выпечка (66)
десерты (25)
национальные блюда (25)
блюда изовощей (22)
мясные блюда (13)
салаты,закуски (11)
яблоки в выпечке (8)
супы (1)
схемы (1)
тестики (27)
Украина (21)
война (5)
история (15)
фото (76)
Франция (2)
юмор (18)
Япония (71)

-Музыка

-Поиск по дневнику

-Статистика

Анна Ахматова - Иосифу Бродскому

Иосиф, милый!
Так как число неотправленных Вам моих писем незаметно стало трехзначным,
я решила написать Вам настоящее, т.е. реально существующее письмо
(в конверте, с маркой, с адресом), и сама немного смутилась.
Сегодня Петров день - самое сердце лета. Все сияет и светится изнутри.
Вспоминаю столько [самых] [таких] разных Петровых дней.
Я - в Будке. Скрипит колодезь, кричат вороны. Слушаю привезенную по Вашему совету "Дидону".
Это нечто столь могущественное, что говорить о нем нельзя.
Оказывается, мы выехали из Англии на другой день после ставшей настоящим бедствием бури,
о которой писали в газетах. Узнав об этом, я поняла, почему я увидела такой страшной
северную Францию из окна вагона. Тогда подумала: "Такое небо должно быть над генеральным сраженьем".
(День, конечно, оказался годовщиной Ватерлоо, что мне сказали в Париже).
Черные дикие тучи кидались друг на друга, вся земля была залита бурной мутной водой:
речки, ручьи, озера вышли из берегов. Из воды торчали каменные кресты -
там множество кладбищ и отдельных могил от последней войны.
Потом был Париж, раскаленный и неузнаваемый. Потом обратный путь,
когда хотелось только одного - домой, домой.
12 июля 1965
Комарово

И.Бродский
Полтора кота

Я решил, что с этого времени, с 1961 года, когда мне исполнился 21 год, я не буду больше странствовать.
Я уже писал стихи, и я знал, что это единственное дело, которым я хочу заниматься.
Примерно в это же время, когда я жил уже снова в Ленинграде, работая фотографом в той же газете,
в которой работал мой отец, я впервые встретился с Ахматовой. Один мой друг спросил,
не хочу ли я познакомиться с ней, и вот, в день второго советского космического
полета, мы сели в электричку и через час оказались в местечке Келломяки, теперь носящем имя Комарово,
где у Ахматовой был небольшой летний домик, который она всегда называла "будкой".
Она пригласила нас бывать у нее, и я приезжал туда два или три раза, толком не понимая еще,
что происходит. Для меня это был скорее выезд за город, чем встреча с великим поэтом.
Но однажды, когда я вечером возвращался от нее в поезде один, мне припомнились какие-то
строчки ее стихов, и внезапно завеса спала. Я осознал, с кем я имею дело.

Мы сразу понравились друг другу; наши беседы были в большей степени болтовней,
чем разговорами о поэзии. Ей было за 70; она перенесла уже два инфаркта, и врачи прописали ей пешие прогулки.
Она была высока ростом и имела поистине королевскую осанку.
Увидев ее, легко было понять, почему Россией управляли в свое время императрицы.
У нее был большой кот по имени Глюк, который однажды пропал,
и семья, с которой она жила на даче, составляла объявление о потере.
Она спросила: "Ну, как вы напишете - "Пропало полтора кота"?
И это "полтора кота" стало прозвищем,
которым она называла меня, говоря с моими друзьями.

Я всегда привозил ей пластинки с записями классической музыки и начал знакомить ее с американской поэзией;
например, показал ей стихи Роберта Фроста. Потом мы с несколькими знакомыми сняли дачу неподалеку,
и я проводил там осенние месяцы, так что мы виделись ежедневно. Она часто приглашала нас к обеду -
нас было четверо - и называла нас волшебным хором. Когда она умерла, волшебный хор потерял свой купол.

Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры остриё и усечённый волос —
Бог сохраняет всё; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.

В них бьётся рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь — одна, они из смертных уст
звучат отчётливей, чем из надмирной ваты.

(Иосиф Бродский, "На столетие Анны Ахматовой")

Рубрики:

поэзия
литература

Метки: А.Ахматова Й.Бродский

Процитировано 4 раз
Понравилось: 2 пользователям

Читайте также: