Что любила когда то и та отвернется не узнавши меня под моей сединой

Опубликовано: 17.09.2024

СЕДИНА

Где же ты, юность моя, где пора золотая?
Сердцу больно в груди, а виски серебрит седина,
А в камине огонь, он горит, догорает,
А в руках все по прежнему полный кубок вина.

Разве горе зальешь? Разве юность вернется?
Не вернуть уж того, что потеряно мной.
Даже девушка та, что любила когда-то,
Не узнает меня под моей сединой.

Или скажет, смеясь, вы ошиблись, простите,
Улыбнется наивно и пройдет стороной.
Но ошибся не я, вы получше взгляните.
То ошиблась судьба, подшутив надо мной,

Много горя и мук мне на долю досталось.
В диких дебрях тайги, в рудниках под землей.
И повсюду судьба надо мной надсмехалась,
Украшая виски роковой сединой.

Что ж ты смотришь с тоской, не смеешься уж боле,
Испугало, наверно, седин серебро.
Это только мою безответную долю
В мои пышные кудри насильно вплело.

Так играй же, баян, мою душу терзая,
Не вернуть уж того, что потеряно мной.
И дрожащей рукой я бокал поднимаю,
Пью за тех, чьи виски серебрит сединой.

Российские вийоны. – М.: ООО «Издательство АСТ», ООО «Гея итэрум», 2001.

ВАРИАНТЫ (2)

1. Где ты юность моя, где пора золотая?

Где ты юность моя, где пора золотая?
Скучно-грустно виски серебрит седина.
А в глазах огонек чуть блестит, догорая,
И в руках все по-прежнему рюмка вина.
А в глазах огонек чуть блестит, догорая,
И в руках все по-прежнему рюмка вина.

Разве горе зальешь? Разве юность вернется?
Не вернуть мне назад, что потеряно мной.
Да и ты, что была, даже та отвернется,
Не заметив меня над моей сединой.
Да и та, что была, даже та отвернется,
Не заметив меня под моей сединой.

Может, скажет она: “Вы ошиблись, простите!”
(I am sorry!)
Улыбнувшись лукаво, пройдет стороной.
Не ошибся ли я? Вы получше взгляните -
То ошиблась судьба, подшутив надо мной.
Но ошибся ли я? Вы получше взгляните -
То ошиблась судьба, подшутив надо мной.

Много горя и бэд мне на долю досталось
(Ох, сколько мне досталось!)
В диких дебрях тайги, в рудниках под землей.
И повсюду судьба надо мною смеялась,
Украшая виски роковой сединой.
И повсюду судьба надо мною смеялась,
Украшая виски роковой сединой.

Что ж ты смотришь мне вспять?
Не смеешься уж больше,
Испугалась, наверное, седин серебра.
Знай, что это моя беспристрастная доля
В мои пышные кудри седины вплела.
Знай, что это моя беспристрастная доля
В мои пышные кудри седины вплела.

Так играй мой баян, мою душу терзая!
Не вернуть уж того, что потеряно мной…
Я дрожащей рукой свой бокал поднимаю –
Пью за тех, чьи виски серебрят сединой.
Я дрожащей рукой свой бокал поднимаю –
Пью за тех, чьи виски серебрят сединой.

Где ты юность моя, где пора золотая?
Скучно-грустно виски серебрит седина.
А в глазах огонек чуть блестит, догорая,
И в руках все по-прежнему рюмка вина.
А в глазах огонек чуть блестит, догорая,
А в руках все по-прежнему рюмка вина.

Расшифровка фонограммы Аркадия Северного. Владимир Шандриков и Аркадий Северный с ансамблем “Черноморская Чайка”, 1-й Одесский концерт “Поговорим за жизнь”, апрель-май 1977 г., Одесса, запись - В. П. Коцишевский.

- обращение Северного по ходу песни к Шандрикову, - обращение одновременно к Шандрикову и ударнику. (I am sorry. ) и (Ох, сколько мне досталось!) - импровизации Северного.

2. Юность

Где ты, юность моя? Где пора золотая?
Низко к сердцу склоняясь, серебрит голова.
А в глазах огонёк всё горит, не сгорая,
А в руках всё по-прежнему кубок вина.

Разве горе зальёшь? Разве юность вернётся?
Не вернуть нам того, что потеряно, вновь!
Даже та, что любила, повстречавшись со мною,
Не узнает меня под густой сединой.

Тихо скажет она: «Вы ошиблись, простите».
Улыбнётся лукаво и пройдёт стороной.
Но ошибся ли я, вы получше взгляните!
То ошиблась судьба, подшутив надо мной.

И дрожащей рукой вновь бокал поднимаю.
Пью ха тех, чьи виски серебрит седина.
А в глазах огонёк всё горит – не сгорает.
А в руках всё по-прежнему кубок вина.

Две последние строки куплетов повторяются

Антология студенческих, школьных и дворовых песен / Сост. Марина Баранова. – М.: Эксмо, 2007.

СЕДИНА

Где же ты, юность моя, где пора золотая?
Сердцу больно в груди, а виски серебрит седина,
А в камине огонь, он горит, догорает,
А в руках все по прежнему полный кубок вина.

Российские вийоны. – М.: ООО «Издательство АСТ», ООО «Гея итэрум», 2001.

ВАРИАНТЫ (2)

Может, скажет она: “Вы ошиблись, простите!”
(I am sorry!)
Улыбнувшись лукаво, пройдет стороной.
Не ошибся ли я? Вы получше взгляните —
То ошиблась судьба, подшутив надо мной.
Но ошибся ли я? Вы получше взгляните —
То ошиблась судьба, подшутив надо мной.

— обращение Северного по ходу песни к Шандрикову, — обращение одновременно к Шандрикову и ударнику. (I am sorry. ) и (Ох, сколько мне досталось!) — импровизации Северного.

2. Юность

Две последние строки куплетов повторяются

Антология студенческих, школьных и дворовых песен / Сост. Марина Баранова. – М.: Эксмо, 2007.

Залайкать и забрать к себе на стену:

/ Составление А.Великановой. Вступительная статья С.Аверинцева.

III
СТАРЫЕ ПЕСНИ
19801981

Что белеется на горе зеленой?

Что же ты, злая обида?
я усну, а ты не засыпаешь,
я проснусь, а ты давно проснулась
и смотришь на меня, как гадалка.

Или скажешь, кто меня обидел?
Нет таких, над всеми Бог единый.
Кому нужно дает Он волю,
у кого не нужно отбирает.

Или жизнь меня не полюбила?
Ах, неправда, любит и жалеет,
бережет в потаенном месте
и достанет, только пожелает,
поглядит, как никто не умеет.

Что же ты, злая обида,
сидишь предо мной, как гадалка?

Или скажешь, что живу я плохо,
обижаю больных и несчастных.

Едет путник по темной дороге,
не торопится, едет и едет.

Спрашивай, конь, меня что хочешь,
всё спроси я всё тебе отвечу.
Люди меня слушать не будут,
Бог и без рассказов знает.

Странное, странное дело,
почему огонь горит на свете,
почему мы полночи боимся
и бывает ли кто счастливым?

Я скажу, а ты не поверишь,
как люблю я ночь и дорогу,
как люблю я, что меня прогнали
и что завтра опять прогонят.

Подойди, милосердное время,
выпей моей юности похмелье,
вытяни молодости жало
из недавней горячей ранки
и я буду умней, чем другие!

Конь не говорит, а отвечает,
тянется долгая дорога.
И никто не бывает счастливым.
Но несчастных тоже немного.

Кто же знает, что́ ему судили?
Кто и угадает не заметит.

Может, и ты меня вспомнишь,
когда я про тебя забуду.

И тогда я войду неслышно,
как к живым приходят неживые,
и скажу, что кое-что знаю,
чего ты никогда не узнаешь.

А потом поцелую руку,
как холопы господам целуют.

Помню я раннее детство
и сон в золотой постели.

Кажется или правда?
кто-то меня увидел,
быстро вошел из сада
и стоит улыбаясь.

Мир говорит, пустыня.
Сердце человека камень.
Любят люди, чего не знают.

Ты не забудь меня, Ольга,
а я никого не забуду.

Можно обмануть высокое небо
высокое небо всего не увидит.
Можно обмануть глубокую землю
глубокая земля спит и не слышит.
Ясновидцев, гадателей и гадалок
а себя самого не обманешь.

Ох, не любят грешного человека
зеркала́, и стёкла, и вода лесная:
там чужая кровь то бежит, как ветер,
то свернется, как змея больная:

Завтра мы встанем пораньше
и пойдем к знаменитой гадалке,
дадим ей за работу денег,
чтобы она сказала,
что ничего не видит.

Человек он злой и недобрый,
скверный человек и несчастный.
И кажется, мне его жалко,
а сама я еще недобрее.

И когда мы с ним говорили,
давно и не помню сколько,
ночь была и дождь не кончался,
будто бы что задумал,
будто кто-то спускался
и шел в слезах и сам как слезы:

не о себе, не о небе,
не о лестнице длинной,
не о том, что было,
не о том, что будет,

ничего не будет.
Ничего не бывает.

Не гадай о собственной смерти
и не радуйся, что все пропало,
не задумывай, как тебя оплачут,
как замучит их поздняя жалость.

Это всё плохое утешенье,
для земли обидная забава.

Лучше скажи и подумай:
что белеет на горе зеленой?

На горе зеленой сады играют
и до самой воды доходят,
как ягнята с золотыми бубенцами
белые ягнята на горе зеленой.

А смерть придет, никого не спросит.

Разве мало я живу на свете?
Страшно и выговорить, сколько.
А всё себя сердце не любит.
Ходит, как узник по темнице,
а в окне чего только не видно!

Вот одна старуха говорила:
Хорошо, тепло в Божьем мире.
Как горошины в гороховых лопатках,
лежим мы в ладони Господней.
И кого ты просишь не вернется.
И чего ни задумай не исполнишь.
А порадуется этому сердце,
будто птице в узорную клетку
бросили сладкие зерна
тоже ведь подарок не напрасный.

Я кивнула, а в уме сказала:
Помолчи ты, глупая старуха.
Всё бывает, и больше бывает.

Бедные, бедные люди!
И не злы они, а торопливы:
хлеб едят и больше голодают,
пьют и от вина трезвеют.

Если бы меня спросили,
я бы сказала: Боже,
сделай меня чем-нибудь новым!

Я люблю великое чудо
и не люблю несчастья.
Сделай, как камень отграненный,
и потеряй из перстня
на песке пустыни.

Чтобы лежал он тихо,
не внутри, не снаружи,

а повсюду, как тайна.
И никто бы его не видел,
только свет внутри и свет снаружи.

А свет играет, как дети,
малые дети и ручные звери.

И кто любит, того полюбят.
Кто служит, тому послужат
не теперь, так когда-нибудь после.

Но лучше тому, кто благодарен,
кто пойдет, послужив, без Рахили
веселый, по холмам зеленым.

Ты же, слово, царская одежда,
долгого, короткого терпенья платье,
выше неба, веселее солнца.

Наши глаза не увидят
цвета твоего родного,
шума складок твоих широких
не услышат уши человека.

Только сердце само себе скажет:
Вы свободны, и будете свободны,
и перед рабами не в ответе.

1. СМЕЛОСТЬ И МИЛОСТЬ

Солнце светит на правых и неправых,
и земля нигде себя не хуже:
хочешь, иди на восток, на запад
или куда тебе скажут,
хочешь дома оставайся.

Смелость правит кораблями
на океане великом.
Милость качает разум,
как глубокую дряхлую люльку.

Кто знает смелость, знает и милость,
потому что они как сестры:
смелость легче всего на свете,
легче всех дел милосердье.

2. ПОХОДНАЯ ПЕСНЯ

Вo Францию два гренадера из русского плена брели.
В пыли их походное платье, и Франция тоже в пыли.

Не правда ли, странное дело? Вдруг жизнь оседает, как прах,
как снег на смоленских дорогах,
как песок в аравийских степях.

И видно далёко, далёко, и небо виднее всего.
Чего же Ты, Господи, хочешь,
чего ждешь от раба Твоего?

Над всем, чего мы захотели, гуляет какая-то плеть.
Глаза бы мои не глядели. Да велено, видно, глядеть.

И ладно. Чего не бывает над смирной и грубой землей?
В какой высоте не играет кометы огонь роковой?

Вставай же, товарищ убогий! Солдатам валяться не след.
Мы выпьем за верность до гроба:
за гробом неверности нет.

3. НЕВЕРНАЯ ЖЕНА

С того дня, как ты домой вернулся
и на меня не смотришь,
все во мне переменилось.

Как та вон больная собака
третий день лежит, издыхает,
так и душа моя ноет.

Грешному весь мир заступник,
а невинному только чудо.
Пусть мне чудо и будет свидетель.

Покажи ему, Боже, правду,
покажи мое оправданье!

Тут собака, бедное созданье,
быстро головой тряхнула,
весело к ней подбежала,
ласково лизнула руку
и упала мертвая на землю.

Знает Бог о человеке,
чего человек не знает.

Хоть и все над тобой посмеются,
и будешь ты лежать, как Лазарь,
лежать и молчать перед небом,
и тогда ты Лазарем не будешь.

Ах, хорошо сравняться
с черной землей садовой,
с пестрой придорожной пылью,

с криком малого ребенка,
которого в поле забыли.

а другого у тебя не просят.

Нa горе, в урочище еловом,
на тонкой высокой макушке
подвязана колыбелка.

Ветер ее качает.

Вместе с колыбелкой клетку,
с клеткой дуплистую елку.

В клетке разумная птица
свистит и горит, как свечка.
Спи, говорит, голубчик,
кем захочешь, тем и проснешься:
хочешь, бедным, хочешь, богатым,
хочешь морской волной,
хочешь ангелом Господним.

6. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Стих об Алексее

Хорошо куда-нибудь вернуться:
в город, где всё по-другому,
в сад, где иные деревья
давно срубили, остальные
скрипят, а раньше не скрипели,
в дом, где по тебе горюют.

Вернуться и не назваться.
Так и молчать до смерти.
Пусть они себе гадают,
расспрашивают приезжих,
понимают и не понимают.

А вещи кругом сияют,
как далекие мелкие звезды.

Мало ли что мне казалось:
что если кого на свете хвалят,
то меня должны хвалить стократно,
а за что пускай сами знают;

что нет такой злой минуты,
и такой забытой деревни,
и твари такой негодной,
что над нею дух не заиграет,
как чудесная дудка над кладом;

что нет среди смертей такой смерти,
чтобы силы у нее достало
против жизни моей терпеливой,
как полынь и сорные травы,

мало ли что казалось
и что покажется дальше.

Милый мой, сама не знаю:
к чему такое бывает?

зеркальце вьется рядом
величиной с чечевицу
или как зерно просяное.

А что в нем горит и мнится,
смотрит, видится, сгорает,
лучше совсем не видеть:

Жизнь ведь небольшая вещица:
вся, бывает, соберется
на мизинце, на конце ресницы.
А смерть кругом нее, как море.

На тебя гляжу и не тебя я вижу:
старого отца в чужой одежде.
Будто идти он не может,
а его всё гонят и гонят.

Господи, думаю, Боже,
или умру я скоро
что это каждого жалко?

Зверей за то, что они звери,
и воду за то, что льется,
и злого за его несчастье,
и себя за свое безумье.

Будем жить мы долго, так долго,
как живут у воды деревья,
как вода им корни умывает
и земля с ними к небу выходит,
Елизавета к Марии.

Будем жить мы долго, долго.
Выстроим два высоких дома:
тот из золота, этот из мрака,
и оба шумят, как море.

Будут думать, что нас уже нет.
Тут-то мы им и скажем:

По воде невидимой и быстрой
уплывает сердце человека.
Там летает ветхое время,
как голубь из Ноева века.

Снится блудному сыну,
снится на смертном ложе,
как он уезжает из дома.

На нем веселое платье,
на руке прадедовский перстень.
Лошадь ему брат выводит.

Хорошо бывает рано утром:
за спиной гудят рожки́ и струны,
впереди еще лучше играют.

А собаки, слуги и служанки
у ворот собрались и смотрят,
желают счастливой дороги.

В каждой печальной вещи
есть перстень или записка,
как в условленных дуплах.

В каждом слове есть дорога,
путь унылый и страстный.

А тот, кто сказал, что может,
слёзы его не об этом,
и надежда у него другая.

Кто не знал ее не узнает.
Кто знает снова удивится,
снова в уме улыбнется
и похвалит милосердного Бога.

СТИХИ ИЗ ВТОРОЙ ТЕТРАДИ,
не нашедшие в ней себе места

Кто умеет читать по звездам
или раскладывать камни,
песок варить и иголки,
чтобы узнать, что будет
из того, что бывает,
тот еще знает не много.

Жизнь как вино молодое.
Сколько его ни выпей,
ума оно не отнимет
и языка не развяжет.
Лучше не добивайся.

А как огни потушат
и все по домам разойдутся
или за столом задремлют,
то-то страшно будет подумать,
где ты был и по какому делу,
с кем и о чем совещался.

Спи, голубчик, не то тебя бросят,
бросят и глядеть не будут,
как жница оставила сына
на краю ячменного поля.
Сама жнет и слезы утирает.

Мама, мама, кто ко мне подходит,
кто это встал надо мною?

То стоят три чудные старухи,
то три седые волчицы.
Качают они, утешают,
нажуют они мелкого маку.
Маку ребенок не хочет,
плачет, а никто не слышит.

Как старый терпеливый художник,
я люблю разглядывать лица
набожных и злых старушек:
смертные их губы
и бессмертную силу,
которая им губы сжала.

(Будто сидит там ангел,
столбцами складывает деньги:
пятаки и легкие копейки.
Кыш! говорит он детям,
птицам и попрошайкам,
кыш, говорит, отойдите:
не видите, что я занят?)

Гляжу и в уме рисую:
как себя перед зеркалом темным.

Лазурный бабушкин перстень,
прадедовы книги
это я отдам, быть может.
А стеклянные бусы
что-то мне слишком жалко.

Пестрые они, простые,
как сад и в саду павлины,
а их сердце из звезд и чешуек.
Или озеро, а в озере рыбы:
то черный вынырнет, то алый,
то кроткий-кроткий зеленый
никогда он уже не вернется,
и зачем ему возвращаться.

Не люблю я бедных и богатых,
ни эту страну, ни другие,
ни время дня, ни время года
а люблю, что мнится и винится:
таинственное веселье.
Ни цены ему нет, ни смысла.

Когда кончится это несчастье
или счастье это отвернется,
отойдет, как высокие волны,

я пойду по знакомой дороге
наконец-то, куда мне велели.

Буду тогда слушать, что услышу,
говорить, чтобы мне говорили:
Вот, я ждал тебя и дождался.
Знал всегда и теперь узна́ю.
Разве я что забуду?

Каждый хочет, чтоб его узнали:
птицы бы к нему слетались,
умершие вставали живыми,
звери зверят приводили

и медленно катилось время,
как молния в раннем детстве.

Памяти бабушки
Дарьи Семеновны Седаковой

Пойдем, пойдем, моя радость,
пойдем с тобой по нашему саду,
поглядим, что сделалось на свете!

Подай ты мне, голубчик, руку,
принеси мою старую клюшку.
Пойдем, а то лето проходит.

Ничего, что я лежу в могиле,
чего человек не забудет!
Из сада видно мелкую реку.
в реке видно каждую рыбу.

Что же я такое сотворила,
что свеча моя горит не ясно,
мигает, как глаза больные,
бессонные тусклые очи?

Вспомню много; забуду еще больше.
Не хочу ни забывать, ни помнить.
Ах, много я на людей смотрела
и знаю странные вещи:
знаю, что душа младенец,
младенец до последнего часа,

всему, всему она верит
и спит в разбойничьем вертепе.

Женская доля это прялка,
как на старых надгробьях,
и зимняя ночь без рассказов.
Росла сиротой, старела вдовой,
потом сама себе постыла.

Падала с неба золотая нитка,
падала, земли не достала.
Что же так сердце ноет?
Из глубины океана
выплывала чудесная рыба,
несла она жемчужный перстень,
до берега не доплыла.
Что в груди, как вьюга, воет?

Крикнуть бы нечем крикнуть,
как жалко прекрасную землю!

Кто родится в черный понедельник,
тот уже о счастье не думай:
хорошо, если так обойдется
под твоей пропащей звездою.

Родилась я в черный понедельник
между Рождеством и Крещеньем,
когда ходит старая стужа,
как медведь на липовой ходуле:
Кто там, дескать, варит мое мясо,
кто мою шерсть прядет-мотает?
и мигали мелкие звезды,
одна другой неизвестней.

И мне снилось, как меня любили
и ни в чем мне не было отказа,
гребнем золотым чесали косы,
на серебряных санках возили
и читали из таинственной книги
слова, какие я забыла.

Как из глубокого колодца
или со звезды далекой
смотрит бабушка из каждой вещи:

Ничего, ничего мы не знаем.
Что видели, сказать не можем.
Ходим, как две побирушки.
Не дадут и на том спасибо.

Про других мы ничего не знаем.

Были бы мастера на свете,
выстроили бы часовню
над нашим целебным колодцем
вместо той, какую здесь взорвали .

Было бы у меня усердье,
шила бы я тебе покровы:
или Николая Чудотворца,
или кого захочешь.

Подсказал бы мне ангел слово,
милое, как вечерние звезды,
дорогое для ума и слуха,
все бы его повторяли
и знали бы твою надежду.

Ничего не надобно умершим,
ни дома, ни платья, ни слуха.
Ничего им от нас не надо.
Ничего, кроме всего на свете.

По дороге длинной, по дороге пыльной
шла я и горевала
знаешь, как люди горюют?
Когда камень поплывет, как рыба,
тогда, говорю, и будет
для души моей жизнь и прощенье.

Поплывет себе камень, как лодка,
легкая при попутном ветре,
расправляя золотые ветрильца,
пестрые крапивницыны крылья,
золотыми веслами мелькая
по дальнему шумному морю.

И что было, того не будет.
Будет то, чего лучше не бывает.

Ты гори, невидимое пламя,
ничего мне другого не нужно.
Все другое у меня отнимут.
Не отнимут, так добром попросят.
Не попросят, так сама я брошу,
потому что скучно и страшно.

Как звезда, глядящая на ясли,
или в чаще малая сторожка,
на цепях почерневших качаясь,
ты гори, невидимое пламя.

Ты лампада, слёзы твое масло,
жестокого сердца сомненье,
улыбка того, кто уходит.

Ты гори, передавай известье
Спасителю, небесному Богу,
что Его на земле еще помнят,
не все еще забыли.

Обогрей, Господь, Твоих любимых
сирот, больных, погорельцев.

Сделай за того, кто не может,
всё, что ему велели.

И умершим, Господи, умершим
пусть грехи их вспыхнут, как солома,
сгорят и следа не оставят
ни в могиле, ни в высоком небе.

Ты Господь чудес и обещаний.
Пусть все, что не чудо, сгорает.

ПРИБАВЛЕНИЯ К "СТАРЫМ ПЕСНЯМ"

Помни, говорю я, помни,
помни, говорю и плачу:
все покинет, все переменится
и сама надежда убивает.

Океан не впадает в реку;
река не возвращается к истокам;
время никого не пощадило

но я люблю тебя, как будто
все это было и бывает.

Плакал Адам, но его не простили.
И не позволили вернуться
туда, где мы только и живы:

Хочешь своего, свое и получишь.
И что тебе делать такому
там, где сердце хочет, как Бог великий:
там, где сердце сиянье и даренье.

Холод мира
кто-нибудь согреет.
Мертвое сердце
кто-нибудь поднимет.
Этих чудищ
кто-нибудь возьмет за руку,
как ошалевшего ребенка:

Пойдем, я покажу тебе такое,
чего ты никогда не видел!

СЕДИНА

Российские вийоны. – М.: ООО «Издательство АСТ», ООО «Гея итэрум», 2001.

ВАРИАНТЫ (2)

2. Юность

Две последние строки куплетов повторяются

Антология студенческих, школьных и дворовых песен / Сост. Марина Баранова. – М.: Эксмо, 2007.

Залайкать и забрать к себе на стену:

Совершенно случайно, просматривая френдленту, обнаружила настоящее поэтическое чудо - Бориса Бронштейна.
Такие перлы не могут оставаться незамеченными, не говоря уже об авторе.
Почитайте, получите удовольствие.
Столько юмора, самоиронии, изящества я давно не встречала в стихах.

Когда-то был я молод и не слаб,
Любил я книги, выпивку и баб.
Прошли года, я поседел и сник -
Теперь уж мне, понятно, не до книг.

Пусть девушка красива и стройна,
Я не боюсь - таких я видел много.
Другой вопрос: сумеет ли она
Перевести меня через дорогу?

Вам это никого не напоминает?

Самое интересное, что эти строки были написаны задолго до выхода книг одного очень известного автора, не будем показывать пальцем.

А теперь просто наслаждайтесь легким слогом Бориса Бронштейна:

ДОЛГО ВСЛЕД СМОТРЮ Я ЮНОЙ ДАМЕ. НЕ ОСЛАБЛО ЗРЕНИЕ С ГОДАМИ!

Я, как и раньше, каждой юбке рад,
Но, замечаю, прежней тяги нету.
И женщин я люблю не всех подряд,
А лишь блондинок, рыжих и брюнеток.

* * *
Мы - нежности и страсти накануне.
Настанет срок, и я к тебе приду.
Меня хватает на ночь лишь в июне -
На самую короткую в году.

Скажу я вам, красавица, без фальши,
Со всею откровенностью скажу:
Меня уже нельзя послать подальше -
Я и поближе еле дохожу.

* * *
По бульвару красотка идет не спеша,
Заставляя вздыхать не меня одного.
Я подумал, она до того хороша,
Что вполне хороша даже после того.

Да, я пока что в силе вроде,
И вся родня моя дивится:
Я при безветренной погоде
Гуляю с ветреной девицей.

Сосновый бор, скамейка у реки.
Вот здесь нахально лез я целоваться,
Вот здесь я попросил твоей руки,
Когда не смог на косогор подняться.

С этим чертовым склерозом не до шуток:
Перед тем, как на свидание тащиться,
Заплатил я за букетик незабудок,
Но забыл его забрать у продавщицы.

Ты молода, красива, спору нет,
И славишься походкою балетной.
Но, скажем, будет мне сто тридцать лет,
Ты станешь старой бабушкой столетней.

Редко женщины на шею мне бросаются,
В их глазах давно не вижу интереса.
Но сегодня улыбнулась мне красавица
В канцелярии районного собеса.

Стою с букетом в коридоре,
Глаза на зеркало скосив.
Умен, как надпись на заборе,
И в той же степени красив.

СКЛОННО К ИЗМЕНЕ СЕРДЦЕ КРАСАВИЦЫ.
ЖАЛЬ, ЧТО ВСЕ ЭТО МЕНЯ НЕ КАСАЕТСЯ!

Дорогая, вот мы и одни,
Но безжалостен закон природы:
У тебя - критические дни,
У меня - критические годы.

* * *
Ну, как мне объяснить такое людям?
Я дожил до немыслимой поры:
Меня не то что девушки не любят -
Давно уж не кусают комары.

* * *
Никого я не тащу в кровать,
Завершилась эта эпопея.
Глупо мне к девчонке приставать.
(А не приставать - еще глупее).

С бородой седою где уж там
Про любовь болтать большую!
Мне отказывают девушки
До того, как попрошу я.

* * *
Этот СПИД – зараза и чума.
Сплю один, и сразу риск уменьшен.
Дураки – от женщин без ума.
Кто умней, он от ума – без женщин.

Я очень четко подбирал слова,
Удачно пошутил четыре раза…
И хоть надежды не было сперва,
Сумел добиться твоего отказа.

Любовь - она, конечно, зла:
Полюбишь старого козла.
Но с ним, хоть с виду он хорош,
Козлят в капусте не найдешь.

С молодым не поспорит ни в танцах, ни в спорте,
Ни в любви обладатель седой бороды.
Старый конь, может быть, борозды не испортит,
Но копыта отбросит в конце борозды.

Слова к Восьмому марта вновь
Рифмую - лишь бы отвязаться.
На эту всю любовь-морковь
Смотрю уже глазами зайца.

Я подтянут, строен и высок,
Приближаюсь к девушкам на пляже.
Из меня уж сыплется песок,
Но на пляже незаметно даже.

В осенней возрастной поре
Желанья наши приуменьшены.
И я, как Ленин в октябре,
Уже не думаю о женщинах.

Наш сериал – идет он столько лет,
В нем мы с тобой играем роли главные…
Все чаще обрывается сюжет,
Все дольше длятся паузы рекламные.

Кончатся вздыханья и свидания,
Все-то жизнь расставит по местам.
Но всегда я буду с пониманием
Относиться к мартовским котам.

Воспоминанья мучают и гложут,
Мне память о прошедшем дорога.
Я вас любил. Любовь еще быть может.
А может, и не может ни фига!

Молодость прошла - какая жалость!
Старость накатила - просто жуть!
Я гожусь вам в дедушки, пожалуй.
(Хоть на это я еще гожусь).

Поболтайте пять минут со мною,
Убедитесь: я еще живой.
Не хотите ль стать моей женою
С перспективой стать моей вдовой?

Не пугайтесь, это юмор тонкий.
Юмор мой - не всякому понять.
А скажите, нет у вас сестренки
Помоложе, этак лет на пять?

Пристала тут ко мне с утра
Одна особа.
Мол, обещал я ей вчера
Любовь до гроба.

Я ей немного нагрубил,
Но не жалею.
А Ленин Крупскую любил
До мавзолея.

ВСТРЕЧА С ПОДРУГОЙ ЮНОСТИ

По фигуре - это девушка просто.
Красота - она порой долговечна.
Девяносто - шестьдесят - девяносто!
(Вместо талии тут возраст, конечно).

ЦЕЗАРЮ НЕ СВЕТИТ

Теперь расчетливы девицы
И видят рубль издалека.
К ним принцип «Вэни, види, вици!»
Не применим без кошелька.

ПОЛУЧАЕТСЯ ТАК.
Вспоминаю подъезд, разговор у перил,
Поцелуй, как паденье в траншею…
А назавтра я бусы тебе подарил –
На свою, получается, шею.

Как же так? Неужели я выбрал не ту?
Я в сомнениях плавлюсь, как олово…
Но, как видно, судьба: ты надела фату -
На мою, получается, голову.

СВИДАНИЕ
Что-то я тебя не понимаю,
Что-то на душе нехорошо.
На свиданье в середине мая
Я без опоздания пришел.

И кого винить, не знаю даже.
Уж не обязательность мою ль?
Ждал на дамбе я тебя у пляжа,
Миновали май, июнь, июль.

В августе дождливо было очень,
В сентябре завял букетик мой.
Дальше холоднее стали ночи -
Я стоял, не уходил домой.

Я не путал месяцы и числа,
Были мои помыслы чисты.
В октябре я, правда, отлучился -
На минутку. По нужде. В кусты.

Может, ты была не в настроении?
Может быть, надеялся я зря?
Появились некие сомнения
У меня в начале ноября.

Простою ль до декабря, не знаю.
Вот уже и мокрый снег пошел.
Что-то я тебя не понимаю,
Что-то на душе нехорошо.

О ПРОВАЛАХ ПАМЯТИ

С годами, постепенно, а не сразу,
Аморфной стала память, словно воск.
Обидно, но, как видно, до отказа
Заполнен информацией мой мозг.

Он, как отель, где нет свободных комнат,
Где больше никого не поселить.
А чтобы мне кого-нибудь запомнить,
Сперва кого-то надо позабыть.

Вчера, к примеру, еду я в трамвае
И там встречаю девушку одну.
И чувствую, что сразу забываю.
Ну, эту. тьфу ты. как ее.

ЖЕНЩИНЕ ИЗ ЭЛИТЫ

Будь со мной смелей в тени аллей,
Посмотри: во всей земной обители
Только мы с тобой да соловей,
Да шофер, да два телохранителя.

ЖЕНЩИНЕ С ДЕПУТАТСКИМ
ЗНАЧКОМ

Я тебя обнять хотел, любя,
Но, на лацкан посмотрев с опаскою,
Не рискнул, поскольку у тебя
Неприкосновенность депутатская.

Вы взяли шприц, смочили вату,
И были чувства так остры.
Я вас любил любовью брата,
А вы - любовью медсестры.

Разве я дышал неровно?
Я уже не помню точно.
Я любил тебя условно,
Разлюбил тебя досрочно.

ЖЕНЩИНЕ - ПРОВОДНИЦЕ ПОЕЗДА

Мой заход был просто бессистемным -
Я свою ошибку отмечаю:
Так легко начав с постельной темы,
Зря потом свернул я к теме чая.

Я твоей благосклонностью горд,
Но признаться я готов без смущенья:
Не побить уже мне личный рекорд
Для закрытых (изнутри) помещений.

Не было ни счастья, ни покоя,
Чувствуя себя нехорошо,
Как-то я махнул на все рукою
И от Оли к Поле перешел.

И опять - хоть в воду прыгай с моста.
С Полей мне совсем не по пути.
Ах, как в этой жизни все не просто!
Жизнь прожить - не к Поле перейти!

Волшебный ключик ищет Буратино,
И против зла сражается добро,
Пропавшую красавицу Мальвину
Разыскивает верный друг Пьеро.

О годы детства! Милый Буратино!
Такой веселый, добрый и простой!
Мы с ним в то время были побратимы,
Искали вместе ключик золотой.

Мне жаль, но та пора невозвратима.
С годами начинал я понимать,
Что в этой сказке драма Буратино
Меня уже не может волновать.

И, пропуская в книжке половину,
Теперь уже сочувствуя Пьеро,
Я вместе с ним разыскивал Мальвину,
Чью красоту не описать пером.

О юность, юность! Что быть может лучше!
О той поре вздыхаю и грущу.
Я не ищу давно волшебный ключик
Да и Мальвину больше не ищу.

Возможно, я слегка сгущаю краски,
Но вот листаю книжку в сотый раз
И убеждаюсь: нынче в этой сказке
Мне ближе всех, пожалуй, Карабас.

ИСКУССТВО И ЖИЗНЬ

Артист манежа после выступленья,
Где он имел заслуженный успех,
Пришел домой, а дома, как на грех,
Жена его была не в настроенье.

Из ничего устроила скандал,
Причем упомянуть не позабыла,
Что зря она с ним молодость сгубила,
Что свет мужей подобных не видал.

Неслись потоком бранные слова,
Их слушать было тошно и противно,
Поскольку, если глянуть объективно,
Жена была ни капли не права.

Но промолчал, не стал перечить ей
(Мол, не впервой – порой бывало хуже)
И стал разогревать вчерашний ужин
Артист манежа, заклинатель змей.

Расцветали яблони и груши,
Над Землей сиял парад планет.
Выходила на берег Катюша,
Выходила Маша в интернет.

Доносились отзвуки романса,
Над водою гасли голоса,
Но на речке не было ни шанса,
А на сайте были адреса.

Та весна теперь уже далеко,
Ту весну теперь немного жаль.
Катя ходит так же одиноко,
Маша вышла замуж в Монреаль

Не для тебя пишу стихи, читатель,
Хочу, чтоб их прочла твоя жена…
Какой-то город занял неприятель
В какие-то былые времена.

Был вежлив и галантен победитель:
Мол, город ваш в руины превратят,
Но пусть покинут женщины обитель
И унесут с собою что хотят.

Пусть унесут. Противнику не жалко
Тряпья, посуды, кухонных ножей…
Но вот ушли наутро горожанки
И унесли из города мужей.

За веком век на смену шли друг другу,
Легенду эту древнюю храня,
А я вчера спросил свою супругу:
- Скажи, а ты бы вынесла меня?

Но только ты обдумай все сначала,
Все рассчитай. А вдруг не хватит сил?
- А что тут думать? – мне жена сказала. –
Давно я знаю: ты невыносим.

Легенду услыхав когда-то в детстве,
Не все я понял, честно говоря…
Давным-давно стояли по соседству
Мужской и женский – два монастыря.

Монахам без ухода было туго,
Жизнь у монахинь тоже не сироп,
И вот однажды друг навстречу другу
Они подземный начали подкоп.

Был долгим путь до встречи на рассвете,
И грустно мне, но как тут ни крути,
А прокопали женщины две трети,
Мужчины – только треть того пути.

И лишь теперь я понял, в чем причина,
И оттого я нынче зол и хмур:
Ведь совершенно ясно, что мужчины,
Копнув два раза, шли на перекур.

Сидели, дым колечками пускали,
Травя за анекдотом анекдот…
А в это время женщины копали
И продвигались женщины вперед.

Еще причину укажу отдельно –
Я эти штучки знаю назубок:
Мужчины, я уверен, параллельно
Вели подкоп под винный погребок.

Они вино крепленое глотали,
Они шутили: «Лишь сова не пьет…»
А в это время женщины копали
И продвигались женщины вперед.

Потом среди мужчин нашелся кто-то,
Сказавший: «Братцы, нет у нас стыда!
Даешь бесперебойную работу!
Даешь производительность труда!»

Потом мужчины долго заседали
И составляли план работ на год…
А в это время женщины копали
И продвигались женщины вперед.

Наверное, напрасно я печалюсь,
Пишу проникновенные стихи.
Пускай монахи сами отвечают
За их средневековые грехи.

Прошли века, и что теперь судачить,
Кто вглубь копал, а кто, допустим, вширь.
И уж, конечно, не моя задача –
Кого-то подводить под монастырь.

С ГАРЕМОМ ПОПОЛАМ

Вот говорят, любовь - обман.
Но кто же виноват.
В стране восточной жил султан
Лет тысячу назад.

Он молод был и вместе с тем
Почетом окружен.
Он был женат: имел гарем
На сто пятнадцать жен.

Он был поклонник красоты
И, видно, потому
Читал стихи, дарил цветы
Гарему своему.

И этим женам дорогим
Он долго верен был,
Но как-то раз он им с другим
Гаремом изменил.

И сразу всю страну молва
Пронзила, как шампур:
"Один гарем - понятно! Два?
Два - это чересчур!"

Шептались люди за углом
О том средь бела дня,
И осудила поделом
Султана вся родня.

А он как будто угорел
И всем твердил в ответ:
"А я люблю другой гарем!
Понятно или нет?"

Он лез напрасно на рожон
И возникал к тому ж.
Люби своих законных жен,
Коль ты законный муж!

Но все же мы побережем
Суровые слова.
Простите, сто пятнадцать жен,
Любовь всегда права.

В ДЕНЬ МАГНИТНОЙ БУРИ

И хотя живу на свете
Я не так уж много лет,
Я в отцы гожусь Джульетте,
А в мужья, пожалуй, нет.

Облысеть успел местами,
Задыхаюсь на бегу.
Ни за что меня не станет
Ждать Ассоль на берегу.

Стал занудливым в беседе,
Потускнела речь моя.
Маше - лучше три медведя,
Чем один такой, как я.

Душно и темно в моем вагоне,
За окном маячит стоп-сигнал.
Я за счастьем бросился в погоню,
Я его догнал.
и перегнал.

Что теперь искать в судьбе прорехи,
Вспоминать друзей, врагов, семью.
Как бы мне случайно не проехать
Станцию конечную мою!

Неужели где-то там, на небесах
Мне отвесили удачу на весах?
Много лет накуковала мне кукушка,
Проживающая в кухонных часах.

Читайте также: