Так долго вместе прожили что вновь второе января пришлось на вторник что удивленно поднятая бровь

Опубликовано: 17.09.2024

Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник,
что удивленно поднятая бровь,
как со стекла автомобиля – дворник,
с лица сгоняла смутную печаль,
незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадет, то думалось – навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,
что тесные объятия во сне
бесчестили любой психоанализ
что губы, припадавшие к плечу,
с моими, задувавшими свечу,
не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз
семейство на обшарпанных обоях
сменилось целой рощею берез,
и деньги появились у обоих,
и тридцать дней над морем, языкат,
грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,
без мебели, без утвари на старом
диванчике, что – прежде чем возник –
был треугольник перпендикуляром,
восставленным знакомыми стоймя
над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,
что сделали из собственных теней
мы дверь себе – работаешь ли, спишь ли,
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь
и черным ходом в будущее вышли.

Анализ стихотворения «Шесть лет спустя» Бродского

Произведение «Шесть лет спустя» Иосифа Бродского посвящено его любимой Марианне Басмановой.

Стихотворение датируется 1968 годом. Поэту исполнилось 28 лет, он уже был судим за тунеядство, отбыл ссылку, стал отцом. Собственно, отношениям с матерью сына и посвящено данное стихотворение. В жанровом отношении – любовная лирика, рифмовка сложная, смежная, перекрестная и охватная, 6 строф. «Долго вместе прожили» — магический рефрен, вокруг которого разворачивается история. Интонация нежная, затем она сменяется чуть горьковатой, терпкой. В первом шестистишии герой вспоминает их встречу все еще как чудо, но «смутная печаль» усталой тенью уже лежит на этих отношениях. Действительно, в реальности уже произошла попытка М. Басмановой вычеркнуть поэта из своей жизни, возник мучительный любовный треугольник. Опять «второе января пришлось на вторник»: как робкая попытка времени отыграть все назад, предложить начать с чистого листа. Во второй строфе – хрупкая сказка для двоих, его осторожные руки на трепещущих веках, оберегающие лицо любимой от колючих снежинок. Он также вспоминает ночи, когда как будто испарялись все беды и изломы их дневной личной истории. «Бесчестили психоанализ»: который пророчил крах этим отношениям.

Красивый образ губ, задувающих свечу и тихих доверчивых поцелуев. В следующей строфе он обозревает их безбытный мир, комнатку с «обшарпанными обоями». Когда-то на них распускались розы, теперь зеленеют деревья. «Деньги появились у обоих»: а это значит, что и отдельная жизнь, уже не все «вместе». Впрочем, кажется, был большой веселый отпуск на море, может быть, в Крыму. Оттуда «закат» и мог грозить «пожаром Турции». Затем мысль автора возвращается в их маленькую комнату «без мебели», более того – еще и «без книг» (а ведь для поэта и художницы они были важны). Но герои читали друг друга, как книгу. Затем неожиданный геометрический образ, который трактовать можно по-разному. И как все тот же любовный треугольник, и как обрастание бытом, грузом непонимания, обид, когда «старый диванчик» больше почему-то не устраивает. Присутствуя дома вместе, мыслями они могли быть далеко. И вот однажды они «черным ходом в будущее вышли», но в одиночку, каждый сам по себе. С каждой строфой печаль нарастает, а к финалу идиллия окончательно распадается. Стихи на очередную годовщину пронизаны прощанием. Впрочем, тот год еще не был переломным. А несколько лет спустя поэт был вынужден навсегда покинуть страну. М. Басманова осталась с сыном в СССР. Строй стиха гипнотизирует своей монотонностью, потоком сознания, ассоциаций, его атмосфера – с привкусом некоторых стихов А. Тарковского. Сравнение: как бабочки в горсти. Прозаизмы, метафоричность, вереницы перечислений, анафора. Местоимение «мы» не исчезает, но единства в нем больше нет.

В «Шесть лет спустя» И. Бродский исследует глубины памяти и бездны отчуждения.

В 1968 году Бродский пишет стихотворение «Так долго вместе прожили, что вновь / второе января пришлось на вторник…». Дата написания не указана. Бесспорно, это автобиографическое стихотворение. Написано оно во время глубоких душевных переживаний. 8 октября 1967 года М. Басманова родила его сына. Марина в письме из роддома Л. Сергеевой пишет: «Глаза у него темно-серые, вид очень умный и сердитый, а главное — он-таки рыжий, что, по-видимому, привело Жозефа в состояние дикого восторга… и, говорят, он сияет на весь Ленинград…» [1] Через два месяца они расстались. Иосифа от сына отстранили и даже от его имени отказались — Андрей Осипович Басманов. Его друг В. Уфлянд писал: «Иосиф страдал жутко! Он приходил сюда и плакал».

На Новый, 1968-й, год Бродский уехал в Вильнюс. З. Капусцинская вспоминает: «…он прислал мне драматическое письмо, написанное на вокзале в Вильнюсе. он пишет, что ему негде было провести эту новогоднюю ночь». [2]

Из Вильнюса в Палангу. Письмо И. Н. Медведевой: «Дорогая Ирина Николаевна, пишу Вам из местечка Паланга. Я приехал в целях психического расслабления, что оказалось невозможно. Понял, что на земле мне места нет, что я сам с собой разучился справляться, Бог даст, все обойдется, не оставит же он меня, в самом деле. Иначе желтый дом, да и только. Все это длится уже не день, не два. По возвращении домой не знаю куда деваться». [3]

Дневниковая запись Бродского: «7 янв. 1968 г. в номере 50 отеля „Паюрис“, где мне, автору, лучше бы не писать стихи, а застрелиться, потому что вряд ли я найду когда-нибудь более подходящее место». [4]

Возможно, и задумано стихотворение было в эти дни. Этим стихотворением поэт подводит некоторый итог своей жизни от встречи до расставания с любимой. Оно названо «Семь лет спустя», написано в 1968-м. Поэт еще помнит год первой встречи — 1961-й.

К сожалению, в дальнейшем с названием этого стихотворения произошла путаница.

Рада Аллой в своей книге «Веселый спутник» [5] утверждает: «Поскольку все стихи Бродского, начиная с 1962 года, я получала только от него самого и тщательно, соблюдая все особенности оригинала, их перепечатывала, то здесь не может идти речи об ошибке памяти: в моем собрании стихотворение „Так долго вместе прожили…“ носит название „Семь лет спустя“». И не только у нее.

При первой публикации в сборнике «Остановка в пустыне» [6] в 1970 году стихотворение опубликовано под заглавием «Семь лет спустя».

Р. Аллой продолжает: «Наверное, потом кто-то из читателей-крохоборов заглянул в „вечный календарь“ и доложил, что 2 января приходилось на вторник в 1962-м и 1968 годах, то есть с интервалом в шесть лет». [7]

Таким «крохобором» оказался Владимир Марамзин при составлении собрания сочинений Бродского перед его отъездом в 1972 году, когда они вместе с поэтом редактировали собранное. Марамзин: «На наш вопрос автор сказал, что это стихотворение легко датировать, если посмотреть по календарю, когда второе января было во вторник. Такие годы — 1962 и 1968». [8] Бродский согласился и поменял название стихотворения «Семь лет спустя» на «Шесть лет спустя». Таким образом, ради календарной истины он отступил от фактической, вероятно, в результате предотъездной суеты. Иначе, наверное, он бы ответил Марамзину, как когда-то своему другу Гарику Гинзбургу-Воскову. В стихотворении И. Бродского «В письме на Юг», посвященном Г. Гинзбургу-Воскову, есть строка: «Пробегай, пробегай, ты любовник, и здесь тебя ждут». Г. Гинзбург-Восков вспоминал: «Когда Иосиф дал мне этот стих осенью 1961 года, я его спросил: „Отчего это я любовник и кто меня ждет?“ Он ответил: „Дурак! Это литература“». [9]

В сборнике «Новые стансы к Августе» (1983) Бродский заменил «семь» на «шесть». В московский прижизненный сборник «Часть речи» (1990) стихо­творение попало с прежним заголовком. В ардисовском издании 2000 года восстановлено «семь». Теперь оно публикуется под названием «Шесть лет спустя».

Однако, бродсковеды решили, раз Бродский сам написал «второе января пришлось на вторник…» и согласился на «шесть лет спустя», то они определили и время знакомства Бродского с М. Б.: 1968 – 6 = 1962. И В. Полухина в книге «Иосиф Бродский. Жизнь, труды, эпоха» [11] , и Л. Лосев в книге «Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии» [12] пишут, что Марина и Иосиф познакомились на вечеринке у студента консерватории Бориса Тищенко 2 января 1962 года. И это стало каноном. Да, они независимо друг от друга были знакомы с Тищенко. Бродский знал его с 1959 года, и могли встретиться у него, но когда?

Почему-то исследователи биографии Бродского не обратили внимания на более раннее стихотворение «Речь о пролитом молоке», законченное 14 января 1967 года. Стихотворение опять же автобиографическое. В стихотворении 320 строк, закончено в январе, но писалось-то в конце 1966 года. И там есть строфа, говорящая о знакомстве с М. Б.:

Зная мой статус, моя невеста

пятый год за меня ни с места;

и где она нынче, мне неизвестно:

правды сам черт из нее не выбьет.

Первое сомнение о времени знакомства Бродского с М. Б. у меня появилось, когда в «Звезде» я прочитал статью его приятеля Сергея Шульца (1934—2004). Геолог, поэт, в будущем профессор, доктор геолого-минералогических наук, историк, уверяет, что знакомство произошло в 1961 году: «Первый раз я увидел Иосифа в феврале 1961-го во ВНИГРИ на поэтическом вечере. 24 мая 1961 г. я был приглашен к Иосифу на день рождения. До этого он уже несколько раз побывал у меня в Максимилиановском переулке . Оказалось, что он знаком с моей соседкой, живущей на этаж ниже нас, — Людой Штерн .

Летом он вернулся из Якутска. В начале августа с Бродским гуляли в Павловске. А 13 или 20 августа вместе с Иосифом и Димой Бобышевым поехали в Царское Село.

Конец 1961-го был временем кардинальных перемен в нашей жизни — как моей, так и Иосифа. В январе было решено отпраздновать мою свадьбу с Ларисой Козловой в однокомнатной квартире Наташи Шульц на Литейном пр. в доме № 42 14 января 1962 года. Иосиф пришел на свадьбу одним из первых. С ним была Марина Басманова, с которой Иосиф познакомил меня за два месяца до этого». [13] Бродский подарил большой диск Вивальди, на конверте которого написал: «К С. Шульцу. Свадебные стихи» («Благословенный перелом…»). День свадьбы — весьма памятное событие для жениха, и, по-моему, не стоит сомневаться в изложенном…

Переписка Бродского закрыта в архиве, других опубликованных источников на эту тему мне пока не попадалось. Итак, Бродский в 1966-м, 1968-м, 1970 годах, С. Шульц и в какой-то мере В. Марамзин считают, что знакомство с Мариной произошло в 1961 году и не 2 января.

В августе 2016 года я обратился к Валентине Платоновне Полухиной, послав ей свои соображения. Она ответила: «Спасибо за подробное письмо. Увы, ни на один из Ваших вопросов у меня нет ответа. Все даты для „Хронологии“ я проверяла по архивам, мне доступным, и по тем данным, что были у Гордина и в 4-томнике самиздата Марамзина. Уточнить дату знакомства М. Б. с Иосифом может только сама Марина». И еще добавила: «…что касается дат написания стихов, то их не помнил и сам Иосиф и еще много лет будущим исследователям Бродского предстоит их уточнять».

Нас с Мариной Павловной Басмановой познакомила Виктория Александровна Швейцер, которая, будучи у нас с женой в гостях 19 июля 2007 года проездом из Коктебеля в Москву, попросила разрешения пригласить Марину, с которой она была хорошо знакома. М. П. пришла, я тут же схватился за фотоаппарат, но был сразу же остановлен. С тех пор она нерегулярно, но несколько раз в год бывает у нас дома, беседует по телефону. В основном разговоры они с моей женой Мариной Витальевной (М. В.) ведут высоколитературные. М. В. часто после этих бесед мне говорит: «Марина — единственный оставшийся человек, с кем можно поговорить о книгах». Мне доставались в основном 15-минутные проводы М. П. домой, как правило, после 12 ночи, по каналу Грибоедова от Сенной площади до улицы Глинки.

Одна из основных тем моих разговоров — время знакомства с Бродским. Помню, при первой нашей встрече М. П. была очень категорична: «Ну кто лучше меня это знает? Почему надо серьезно принимать „второе января пришлось на вторник“?» И в следующий раз, как истинный знаток и ценитель поэзии, убедительно: «Это же стихотворение. Там есть и строки: „И тридцать дней над морем, языкат, / грозил пожаром Турции закат“. Нигде за границей мы не были. Это поэзия. Может быть, это воспоминания о Крыме, Черном море».

С самого начала М. П. утверждала, что познакомились они летом. Однажды она вспомнила: «Помню, что у меня был жакет ворсистый, голубого цвета. Когда я пошла к Борису (Тищенко. — А. К.), то вставила в петлицу василек такого же цвета, он сливался с жакетом. Значит, это был июль-август. Там и познакомилась с Иосифом. И уже через две недели он предлагал: „Давай поженимся“». Вероятно, с М. П. — художником, женщиной — надо согласиться: этих деталей она не могла забыть, и встреча состоялась летом. И как-то подразумевалось, что в 1961 году. И все сходилось: и «Семь лет спустя», и свадьба Шульца, и первое, адресованное М. Б. стихотворение «Я обнял эти плечи и взглянул…» (общепринято — февраль 1962 года).

Однако при подготовке книги Л. Лосева в издательстве «Вита Нова» в 2010 году по просьбе редакции, проверив «Хронологию», М. П. исправила время знакомства с Иосифом на квартире Тищенко с 2 января на лето, но 1962 года! [14]

Конечно, любители поэзии Бродского остались в недоумении: а как же стихотворение «Я обнял эти плечи и взглянул…» (2 февраля), первое, посвященное М. Б. «Ни тоски, ни любви, ни печали…», датированное 4 июня 1962-го? Вероятно, для редакции авторитет М. П. был выше: ну кто лучше нее это может знать!

И тогда начались наши разборки: я свои возражения — она свои аргументы. С М. П. надо быть очень осторожным при разговоре на биографические темы. Задав любопытный или уточняющий вопрос, тут же часто в ответ получаешь: «А зачем вам это надо?» или «А вы что, записываете?» И разговор прекращается. Поскольку М. П. нерегулярно приходит к нам в гости, зимой вообще редко выходит из дома, а по телефону обычно говорит: «Вы опять меня пытать будете?» — поиск истины занял весьма длительный период.

Да, я согласен, что встретились летом. А вот в каком году — вопрос, можно и забыть, ведь беседы наши начались спустя полвека.

Прежде всего я приводил довод, что первое, адресованное М. Б. «Я обнял эти плечи и взглянул…» во всех изданиях приводится с конкретной датой «2 февраля 1962 года», то есть ни о какой летней встрече в 1962-м не могло быть и речи. М. П. не соглашалась с датировкой, уверяя, что дата могла быть неточной. Позже воистину я узнал и рассказал ей, что в рукописи сборника «Зимняя почта», находившейся в издательстве «Советский писатель» и сохранившейся в архиве редактора К. М. Успенской, стоит дата «2 ноября 1962 года». Судя по рукописи в собрании Марамзина, стояла дата «2. II. 62», а римские единицы означали одиннадцатый месяц. М. П. тут же радостно: «Вот я вам все время говорила, что встретились летом. А стихотворение написано осенью, после нашей поездки в Таллин. Там мы были в конце октября». И попросила ксерокс статьи как доказательство своей правоты.

Позднее, в мае 2015 года, на выставке из архива РНБ был представлен рукописный лист этого стихотворения, на котором Бродский чернилами поставил дату «2. XI. 62» и приписал: «Все эти стихи можно назвать „иносказание о болезни“».

В последующем, когда удавалось, мне приходилось приводить М. П. новые найденные факты относительно года знакомства. Она их выслушивала, но порой и прерывала: «Опять вы за свое. Ну сколько можно?!»

Так, на мои слова о свадьбе Шульца она в ответ: «Но я же не сошла еще с ума. Сергей Шульц жил в доме Штерн, мы были у него в Максимилиановском переулке. Была ли это свадьба? Когда? На свадьбе всегда много народа, он мог и не запомнить». Да, они бывали дома у Шульца, но то, что свадьба была на Литейном, она, видимо, забыла. И это вполне естественно — попробуйте вспомнить о чужой свадьбе через пятьдесят лет.

Однажды убежденно: «Мы не могли встретиться с Иосифом в шестьдесят первом году. Я была осенью в Средней Азии с подругой примерно две недели. Посетили Ташкент, Бухару, Самарканд, а Иосиф в это время был у Шахматова в Самарканде. Мы потом еще говорили, что могли бы там и встретиться. Познакомились летом шестьдесят второго у Бориса Тищенко. Правда, Иосифа мне как-то до этого издали показали, по-моему, в Доме кино. Помню, во второй раз, на каком-то вечере поэзии летом, он был в пиджаке с протертыми, заштопанными локтями. Он мне не понравился». На мое утверждение, что Бродский был в Самарканде в 1960-м, она в одну из последующих встреч в 2015 году сказала: «Я не помню, в каком году мы ездили в Азию».

Как-то я ей напомнил про васильки и первое, посвященное ей стихо­творение «Ни тоски, ни любви, ни печали…», законченное 4 июня 1962 года. На слова, что васильки у нас обычно бывают в конце июля — начале августа, а значит, знакомство произошло летом 1961-го, М. П. ответила: «Вы знаете, прошло столько лет, все очень забывается».

И здесь уместно вспомнить слова Бродского: «Я уже не помню, когда и что со мной произошло. Сбился со счета. Я не знаю точно: произошло нечто, скажем, в 1979 году или в 1969-м? Все это уже настолько позади».

И наконец, вместо того чтобы рыться в литературе, надо было бы просто спросить М. П.: «Если встретились летом, то „вновь второе января пришлось на вторник“ какого года?» Если 1962-го, то в январе 1962-го они еще не были знакомы — тогда 1963-го. Но это уже и не вторник, и «не шесть», и не «семь лет спустя», а пять.

Когда 1 января 2017 года М. П. пришла к нам в гости, я задал ей этот вопрос. Она неожиданно сказала: «Мне это неинтересно».

Почему так долго решался этот простой вопрос? Вот как ответил Соломон Волков в подобной ситуации: «„Почему Волков не спросил Бродского об этом или о том?“ „А ты посидел бы на моем месте, я бы на тебя посмотрел“. Всякий раз приходилось взвешивать, что еще можно спросить». [15]

Кстати, Бродский тоже не любил отказываться от своих убеждений. Его переводчик Алан Майерс сказал: «Мы, например, долго не могли убедить Иосифа, что „Мадам Баттерфляй“ и „Чио-Чио-сан“ — одна и та же опера». [16]

Можно вспомнить и известный отрывок из «Петербургского романа» (1961), где поэт говорит о своем доме Мурузи:

Меж Пестеля и Маяковской

стоит шестиэтажный дом.

Когда-то юный Мережковский

и Гиппиус прожили в нем

два года этого столетья.

Теперь на третьем этаже

живет герой, и время вертит

свой циферблат в его душе.

Опять видим неполадки с цифрами: дом — пятиэтажный, стоит на Пес­теля, а не «меж», Мережковскому в 1900 году было 35 лет (не очень юный), выехал он из этого дома в 1913 году, то есть прожил в «этом столетье» 13 лет; поэт-герой живет на втором этаже. В восьми строках — пять неточностей. И никто не обращает на это внимания.

Однажды я спросил Марину Павловну: «Если все пишут не так, то чему же верить? Что читать?» Она возбужденно: «Стихи и то, что над ними».

Послав первый вариант статьи В. П. Полухиной, получил от нее ответ: «Спасибо за письмо и за Вашу статью о знакомстве Иосифа с М. Б. Вы убедительно доказываете, что стих-е должно называться „Семь лет спустя“».

Может быть, в поэзии арифметика — не самое главное? И согласиться с Бродским, что знакомство с Мариной произошло в 1961 году, а с Мариной Павловной — летом и, вероятнее всего, в конце июля. И наверное, пора стихотворению впервые «Так долго вместе прожили…» вернуть исходное название «Семь лет спустя».

1. Знамя. 2016. № 7. С. 176.

2. Цит. по: Как работает стихотворение Бродского. Из исслед. славистов на Западе / Ред.-сост. Л. В. Лосев, В. П. Полухина. М., 2002. С. 26.

3. «Ангело-почта» (Семья Томашевских и Иосиф Бродский). ТВ‑фильм. В 2 ч. / Режиссер О. Фокина. Студия «Код-фильм+». 2007. Ч. 2. Остановка в пустыне. 68-я мин.

4. Сергеева Л. Жизнь оказалась длинной. М., 2019. С. 193.

5. Аллой Р. Веселый спутник. Воспоминания об Иосифе Бродском. СПб., 2008, С. 18.

6. Бродский И. А. Остановка в пустыне. Стихотворения и поэмы. Нью-Йорк, 1970.

7. Аллой Р. Указ. соч. С. 18.

8. Бродский И. А. Стихотворения и поэмы. В 2 т. / Вступ. ст., сост., примеч. Л. В. Лосева. СПб., 2011. Т. 1. С. 478.

9. Восков Г. Путешествие с Иосифом Бродским // Звезда. 2011. № 1.

10. Бродский И. Стихотворения и поэмы. С. 478.

11. Полухина В. П. Иосиф Бродский. Жизнь, труды, эпоха. СПб., 2008. С. 59.

12. Лосев Л. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии. М., 2008. С. 72.

13. Шульц С. Иосиф Бродский в 1961—1964 годах // Звезда. 2000. № 5.

14. Лосев Л. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии. СПб., 2010. С. 125.

15. Чайковская И. Нрава он был не лилейного. Беседа об Иосифе Бродском с Соломоном Волковым // Семь искусств. 2013. № 11.

16. Полухина В. Иосиф Бродский глазами современников. Кн. 2. СПб., 2010. С. 457.

29 января 2017 - Виктор Астраханцев

article373112.jpg

Иосиф Бродский - выдающийся русский поэт, эссеист,
драматург, переводчик, Нобелевский Лауреат 1987г.
Родился 24 мая 1940 г. В Ленинграде,
умер 28 января 1996 г. В Нью-Йорке.
= = = = = = = =

ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник,
что удивленно поднятая бровь,
как со стекла автомобиля - дворник,
с лица сгоняла смутную печаль,
незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадал, то думалось - навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,
что тесные объятия во сне
бесчестили любой психоанализ;
что губы, припадавшие к плечу,
с моими, задувавшими свечу,
не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз
семейство на обшарпанных обоях
сменилось целой рощею берез,
и деньги появились у обоих,
и тридцать дней над морем, языкат,
грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,
без мебели, без утвари на старом
диванчике, что - прежде, чем возник, -
был треугольник перпендикуляром,
восставленным знакомыми стоймя
над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,
что сделали из собственных теней
мы дверь себе - работаешь ли, спишь ли,
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь
и черным ходом в будущее вышли.

= = = = = = =
Музыка Фаустаса Латенаса
Читает Виктор Астраханцев

Еще два озвученных стихотворения И. Бродского:
Ни страны. Ни погоста:
http://parnasse.ru/teatr-na-parnase/klasika-literatury/drugie-avtory/odinochestvo-pamjati-iosifa-brodskogo.html
Одиночество:
http://parnasse.ru/teatr-na-parnase/klasika-literatury/drugie-avtory/ni-strany-ni-pogosta-pamjati-iosifa-brodskogo.html

от 29 января 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0373112 выдан для произведения: Иосиф Бродский - выдающийся русский поэт, эссеист,
драматург, переводчик, Нобелевский Лауреат 1987г.
Родился 24 мая 1940 г. В Ленинграде,
умер 28 января 1996 г. В Нью-Йорке.
= = = = = = = =

ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник,
что удивленно поднятая бровь,
как со стекла автомобиля - дворник,
с лица сгоняла смутную печаль,
незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадал, то думалось - навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,
что тесные объятия во сне
бесчестили любой психоанализ;
что губы, припадавшие к плечу,
с моими, задувавшими свечу,
не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз
семейство на обшарпанных обоях
сменилось целой рощею берез,
и деньги появились у обоих,
и тридцать дней над морем, языкат,
грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,
без мебели, без утвари на старом
диванчике, что - прежде, чем возник, -
был треугольник перпендикуляром,
восставленным знакомыми стоймя
над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,
что сделали из собственных теней
мы дверь себе - работаешь ли, спишь ли,
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь
и черным ходом в будущее вышли.

= = = = = = =
Музыка Фаустаса Латенаса
Читает Виктор Астраханцев

Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник,
что удивленно поднятая бровь,
как со стекла автомобиля — дворник,
с лица сгоняла смутную печаль,
незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадал, то думалось — навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,
что тесные объятия во сне
бесчестили любой психоанализ;
что губы, припадавшие к плечу,
с моими, задувавшими свечу,
не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз
семейство на обшарпанных обоях
сменилось целой рощею берез,
и деньги появились у обоих,
и тридцать дней над морем, языкат,
грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,
без мебели, без утвари на старом
диванчике, что — прежде, чем возник,-
был треугольник перпендикуляром,
восставленным знакомыми стоймя
над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,
что сделали из собственных теней
мы дверь себе — работаешь ли, спишь ли,
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь
и черным ходом в будущее вышли.

Еще стихотворения:

Тридцать шесть и пять! У меня опять: Тридцать шесть и пять! Озабоченно и хмуро Я на градусник смотрю: Где моя температура? Почему я не горю? Почему я не больной? Я здоровый! Что со мной.

Расставанье, век спустя после прощанья Расставанье, Век спустя после прощанья, Ты звучишь во мне, как длинное стенанье, Как стенанье ветра за стеной. Расставанье, Мне уже не нужное, Стонешь ты, как женщина недужная, Где-то за туманной.

Двести лет спустя В дюнах Вандеи я как-то нашел бутылку из-под местного вина с датой 1792 год. Август 1792 Стол на песке у океана. Закат зализывает раны, Ночь надевает домино… Маркиза, разве Вам.

Шесть лет на аутодафе Шесть лет на аутодафе, Шесть лет — отсрочки приговора. Бродяги, нищие и воры — За войны, за голодоморы, За жизнь в аду, за наговоры, За страх, забивший рот и поры.

Совсем другие тяготы, совсем другие льготы Совсем другие тяготы, совсем другие льготы. Совсем другая правда, совсем другая ложь. Ну что ты пригорюнился, считаешь деньги что ты? Взгляни из сорок третьего и сразу все поймешь. Взгляни из.

Спустя двадцать лет Забудь обо мне, неудача, И снова, и снова воскресни! Я вспомню, печаль свою пряча, Все песни Арбата и Пресни. И молодость вспомню дурную, И зрелость в изгойской гордыне, И пряную.

Сорок лет спустя Лене …И тогда затянуло узором окно, А ведь было оно на всю гору одно! И кругом никого, И лесам нет конца — Так не думать бы, не поднимая лица, Ни.

Спустя пять лет Тебе, Евгения, мне счастье давшая, Несу горячее свое раскаянье… Прими, любившая, прими, страдавшая, Пойми тоску мою, пойми отчаянье. Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана. В ошибке юности — проклятье вечное….

Моим друзьям Голодному и Ясному Задыхались, спеша, на ходу мы, Холод глянул в глаза Октябрю, Когда каждый из нас подумал: «Дай-ка вместе полюбим зарю!» Вышла осень гулять за ворота, Постучалась и к.

На смерть особы Печальный вестник смерти новой, В газетах черный ободок Не будит горести суровой В душе исполненной тревог. В каком-то радостном волненье Я каждый раз внимаю весть О том, что в старом.

Московская сага Неделю прожили в Москве, Но коротка была неделя — Хоть ливень застывал в листве И шевелился еле-еле. И зелено цвело стекло. И твари всякие летали. Светло мне было? Да, светло.

Прощаясь, в аллее Прощаясь, в аллее Мы долго сидели, А слезы и речи Лились и кипели. Дрожа, лепетали Над нами березы, А мы доживали Все лучшие грезы. Так чудно лил месяц Свой свет.

Детство кончилось Так в памяти будет: и Днепр, и Труханов, И малиноватый весенний закат… Как бегали вместе, махали руками, Как сердце мое обходила тоска. Зачем? Мы ведь вместе. Втроем. За игрою. Но.

Кто во что, а я поэт Кто во что, а я поэт. Кто на что, а я на С. Стою по ранжиру между Слуцким и Сапгиром. Закат – зияющ и клокат. Не на закат смотрю –.

На закат, на зарю На закат, на зарю Долго, долго смотрю. Слышу, кровь моя бьется И в заре отдается. Как-то весело мне, Что и я весь в огне. Это — кровь моя тает И.

На красный кулак день похож, догорая На красный кулак день похож, догорая Меж облачных крыл. — Кто ж тебя так, кто ж тебя так, жизнь дорогая, В землю втоптал, золою покрыл? — Это закат, это закат.

Февраль Березовый и частый, очень зимний, как пачка «Беломора», мой лесок. Он вдалеке, на сопке, сочно синий, а здесь он бел и призрачно высок… Я, палки опустив, смежив глаза, съезжаю наугад.

Деньги Беда, коль денег нет; но что за сила тянет К богатству всех людей? Без денег счастье вянет, И жизнь без них скучна, живи хотя сто лет; Пока твой век минет.

Целый год ты со мной неразлучен Целый год ты со мной неразлучен, А как прежде и весел и юн! Неужели же ты не измучен Смутной песней затравленных струн,– Тех, что прежде, тугие, звенели, А теперь только.

Не так же ль годы, годы прежде Не так же ль годы, годы прежде Бродил я на закате дня, Не так же ль ветер, слабый, нежный, Предупреждал, шумя, меня. Но той же радостной надежде Душа, как прежде.

Богатства разумное употребление Мужик разбогател, Под печью клад нашел. Мужик, пострел, Хоть сер, да смел, Богатым став, свой ум не съел И за предел Не залетел, Мужик ведь не орел! Став силен, предуспел.

Ангел В вечерний час, над степью мирной, Когда закат над ней сиял, Среди небес, стезей эфирной, Вечерний ангел пролетал. Он видел сумрак предзакатный,- Уже синел вдали восток,- И вдруг услышал он.

Пожелание Я в полях к золотым одуванчикам Уезжаю с восходом зари. Ну, а ты все сиди на диванчике И балет в телевизор смотри. Мы, краев неизведанных жители, В поле ранний встречаем.

Невольный труд Невольный труд, Зачем тобой я долго занят? Мечты цветут,- Но скоро сад их яркий вянет. И прежде чем успел Вдохнуть я теплое дыханье, Их цвет багряный облетел В печальной муке.

Эпитафия жене Здесь муж жену похоронил, С которой год лишь вместе жил: Как долго время длилось! Теперь уж целых восемь лет Покойницы на свете нет: Как быстро время скрылось.

Солнце садится, и ветер утихнул летучий Солнце садится, и ветер утихнул летучий, Нет и следа тех огнями пронизанных туч; Вот на окраине дрогнул живой и нежгучий, Всю эту степь озаривший и гаснущий луч. Солнца уж нет.

А в старом парке листья жгут А в старом парке листья жгут, Он в сизой дымке весь. Там листья жгут и счастья ждут, Как будто счастье есть. Но счастье выпито до дна И сожжено дотла, —.

Сон (Мы снова встретились…) Мы снова встретились, и нас везла машина грузовая. Влюбились мы — в который раз. Но ты меня не узнавала. Ты привезла меня домой. Любила и любовь давала. Мы годы прожили.

Ложится на рассвете легкий снег Ложится на рассвете легкий снег. И медленно редеют острова, И холодеет небо… Но хочу Теперь я говорить слова такие, Чтоб нежностью наполнился весь мир, И долго, долго эхом безутешным Мои.

Молочная роза краснела сто крат Молочная роза краснела сто крат, И алая бледность наполнила мглу – Так плыл, умирал над полями закат, Где ивы плясали, срывая листву. Потом потемнело, и чья-то душа Упала в репейник.

Среди сухого повторенья Среди сухого повторенья Ночи за днем, за ночью дня — Замолкших звуков пробужденье Волнует сладостно меня. Знакомый голос, милый лепет И шелест тени дорогой — В груди рождают прежний трепет.

Замок В замке древнем, в замке старом С вереницей сновидений Бродит ночь по кулуарам, Бродят дремлющие тени. В древних сводах гулко эхо, В древних сводах ночь крадется, Для рыданья и для.

На безымянной высоте Дымилась роща под горою, И вместе с ней горел закат. Нас оставалось только трое Из восемнадцати ребят. Как много их, друзей хороших, Лежать осталось в темноте — У незнакомого поселка.

Старый дом В старом доме — хвойный запах И часы поют. Старый пес сложил на лапы Голову свою… Старый дом глядит в метели С веничком — в сенях. Стелет жесткие постели —.

Элегия («Когда порой, свободный от трудов…») Когда порой, свободный от трудов, Свободно я дышу под небом полуночи, Когда Альдебаран горит мне прямо в очи, А с севера идут громады облаков, — Чело восторг обнимет, как и.

Песня («Ты долго ль, цветущей долины хранитель…») Ты долго ль, цветущей долины хранитель, Могучий и гордый мой дуб, расцветал? За что ж и давно ли перун-сокрушитель Из темныя тучи на дуб мой упал? И долго ль с.

Поминки Памяти А. Сардановского — Ну вот и поминки за нашим столом. — Ты знаешь, приятель, давай о другом. — Давай, если хочешь. Красивый закат. — Закат — то, что надо.

Районный Гамлет Дм. Попову На перекрестках, смятых ветром, в пальтишке старом, налегке — срывает он сосульки с веток и долго держит в кулаке. В чернильных пятнышках ладони иззябли, сморщились, но он все.

Ходики Когда в мой дом любимая вошла, В нем книги лишь в углу лежали валом. Любимая сказала: «Это мало. Нам нужен дом». Любовь у нас была. И мы пошли со старым.

В Третьяковке Я долго бродила по галерее. И краски играли, как легкие пальцы, звучали и звали: – Скорее! Скорее! – И жаркой палитрой вокруг рассыпались. Я долго бродила и долго искала… Задумалась.

Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник,
что удивленно поднятая бровь,
как со стекла автомобиля — дворник,
с лица сгоняла смутную печаль,
незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадал, то думалось — навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,
что тесные объятия во сне
бесчестили любой психоанализ;
что губы, припадавшие к плечу,
с моими, задувавшими свечу,
не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз
семейство на обшарпанных обоях
сменилось целой рощею берез,
и деньги появились у обоих,
и тридцать дней над морем, языкат,
грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,
без мебели, без утвари на старом
диванчике, что — прежде, чем возник,-
был треугольник перпендикуляром,
восставленным знакомыми стоймя
над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,
что сделали из собственных теней
мы дверь себе — работаешь ли, спишь ли,
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь
и черным ходом в будущее вышли.

Еще стихотворения:

Тридцать шесть и пять! У меня опять: Тридцать шесть и пять! Озабоченно и хмуро Я на градусник смотрю: Где моя температура? Почему я не горю? Почему я не больной? Я здоровый! Что со мной.

Расставанье, век спустя после прощанья Расставанье, Век спустя после прощанья, Ты звучишь во мне, как длинное стенанье, Как стенанье ветра за стеной. Расставанье, Мне уже не нужное, Стонешь ты, как женщина недужная, Где-то за туманной.

Двести лет спустя В дюнах Вандеи я как-то нашел бутылку из-под местного вина с датой 1792 год. Август 1792 Стол на песке у океана. Закат зализывает раны, Ночь надевает домино… Маркиза, разве Вам.

Шесть лет на аутодафе Шесть лет на аутодафе, Шесть лет — отсрочки приговора. Бродяги, нищие и воры — За войны, за голодоморы, За жизнь в аду, за наговоры, За страх, забивший рот и поры.

Совсем другие тяготы, совсем другие льготы Совсем другие тяготы, совсем другие льготы. Совсем другая правда, совсем другая ложь. Ну что ты пригорюнился, считаешь деньги что ты? Взгляни из сорок третьего и сразу все поймешь. Взгляни из.

Спустя двадцать лет Забудь обо мне, неудача, И снова, и снова воскресни! Я вспомню, печаль свою пряча, Все песни Арбата и Пресни. И молодость вспомню дурную, И зрелость в изгойской гордыне, И пряную.

Сорок лет спустя Лене …И тогда затянуло узором окно, А ведь было оно на всю гору одно! И кругом никого, И лесам нет конца — Так не думать бы, не поднимая лица, Ни.

Спустя пять лет Тебе, Евгения, мне счастье давшая, Несу горячее свое раскаянье… Прими, любившая, прими, страдавшая, Пойми тоску мою, пойми отчаянье. Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана. В ошибке юности — проклятье вечное….

Моим друзьям Голодному и Ясному Задыхались, спеша, на ходу мы, Холод глянул в глаза Октябрю, Когда каждый из нас подумал: «Дай-ка вместе полюбим зарю!» Вышла осень гулять за ворота, Постучалась и к.

На смерть особы Печальный вестник смерти новой, В газетах черный ободок Не будит горести суровой В душе исполненной тревог. В каком-то радостном волненье Я каждый раз внимаю весть О том, что в старом.

Московская сага Неделю прожили в Москве, Но коротка была неделя — Хоть ливень застывал в листве И шевелился еле-еле. И зелено цвело стекло. И твари всякие летали. Светло мне было? Да, светло.

Прощаясь, в аллее Прощаясь, в аллее Мы долго сидели, А слезы и речи Лились и кипели. Дрожа, лепетали Над нами березы, А мы доживали Все лучшие грезы. Так чудно лил месяц Свой свет.

Детство кончилось Так в памяти будет: и Днепр, и Труханов, И малиноватый весенний закат… Как бегали вместе, махали руками, Как сердце мое обходила тоска. Зачем? Мы ведь вместе. Втроем. За игрою. Но.

Кто во что, а я поэт Кто во что, а я поэт. Кто на что, а я на С. Стою по ранжиру между Слуцким и Сапгиром. Закат – зияющ и клокат. Не на закат смотрю –.

На закат, на зарю На закат, на зарю Долго, долго смотрю. Слышу, кровь моя бьется И в заре отдается. Как-то весело мне, Что и я весь в огне. Это — кровь моя тает И.

На красный кулак день похож, догорая На красный кулак день похож, догорая Меж облачных крыл. — Кто ж тебя так, кто ж тебя так, жизнь дорогая, В землю втоптал, золою покрыл? — Это закат, это закат.

Февраль Березовый и частый, очень зимний, как пачка «Беломора», мой лесок. Он вдалеке, на сопке, сочно синий, а здесь он бел и призрачно высок… Я, палки опустив, смежив глаза, съезжаю наугад.

Деньги Беда, коль денег нет; но что за сила тянет К богатству всех людей? Без денег счастье вянет, И жизнь без них скучна, живи хотя сто лет; Пока твой век минет.

Целый год ты со мной неразлучен Целый год ты со мной неразлучен, А как прежде и весел и юн! Неужели же ты не измучен Смутной песней затравленных струн,– Тех, что прежде, тугие, звенели, А теперь только.

Не так же ль годы, годы прежде Не так же ль годы, годы прежде Бродил я на закате дня, Не так же ль ветер, слабый, нежный, Предупреждал, шумя, меня. Но той же радостной надежде Душа, как прежде.

Богатства разумное употребление Мужик разбогател, Под печью клад нашел. Мужик, пострел, Хоть сер, да смел, Богатым став, свой ум не съел И за предел Не залетел, Мужик ведь не орел! Став силен, предуспел.

Ангел В вечерний час, над степью мирной, Когда закат над ней сиял, Среди небес, стезей эфирной, Вечерний ангел пролетал. Он видел сумрак предзакатный,- Уже синел вдали восток,- И вдруг услышал он.

Пожелание Я в полях к золотым одуванчикам Уезжаю с восходом зари. Ну, а ты все сиди на диванчике И балет в телевизор смотри. Мы, краев неизведанных жители, В поле ранний встречаем.

Невольный труд Невольный труд, Зачем тобой я долго занят? Мечты цветут,- Но скоро сад их яркий вянет. И прежде чем успел Вдохнуть я теплое дыханье, Их цвет багряный облетел В печальной муке.

Эпитафия жене Здесь муж жену похоронил, С которой год лишь вместе жил: Как долго время длилось! Теперь уж целых восемь лет Покойницы на свете нет: Как быстро время скрылось.

Солнце садится, и ветер утихнул летучий Солнце садится, и ветер утихнул летучий, Нет и следа тех огнями пронизанных туч; Вот на окраине дрогнул живой и нежгучий, Всю эту степь озаривший и гаснущий луч. Солнца уж нет.

А в старом парке листья жгут А в старом парке листья жгут, Он в сизой дымке весь. Там листья жгут и счастья ждут, Как будто счастье есть. Но счастье выпито до дна И сожжено дотла, —.

Сон (Мы снова встретились…) Мы снова встретились, и нас везла машина грузовая. Влюбились мы — в который раз. Но ты меня не узнавала. Ты привезла меня домой. Любила и любовь давала. Мы годы прожили.

Ложится на рассвете легкий снег Ложится на рассвете легкий снег. И медленно редеют острова, И холодеет небо… Но хочу Теперь я говорить слова такие, Чтоб нежностью наполнился весь мир, И долго, долго эхом безутешным Мои.

Молочная роза краснела сто крат Молочная роза краснела сто крат, И алая бледность наполнила мглу – Так плыл, умирал над полями закат, Где ивы плясали, срывая листву. Потом потемнело, и чья-то душа Упала в репейник.

Среди сухого повторенья Среди сухого повторенья Ночи за днем, за ночью дня — Замолкших звуков пробужденье Волнует сладостно меня. Знакомый голос, милый лепет И шелест тени дорогой — В груди рождают прежний трепет.

Замок В замке древнем, в замке старом С вереницей сновидений Бродит ночь по кулуарам, Бродят дремлющие тени. В древних сводах гулко эхо, В древних сводах ночь крадется, Для рыданья и для.

На безымянной высоте Дымилась роща под горою, И вместе с ней горел закат. Нас оставалось только трое Из восемнадцати ребят. Как много их, друзей хороших, Лежать осталось в темноте — У незнакомого поселка.

Старый дом В старом доме — хвойный запах И часы поют. Старый пес сложил на лапы Голову свою… Старый дом глядит в метели С веничком — в сенях. Стелет жесткие постели —.

Элегия («Когда порой, свободный от трудов…») Когда порой, свободный от трудов, Свободно я дышу под небом полуночи, Когда Альдебаран горит мне прямо в очи, А с севера идут громады облаков, — Чело восторг обнимет, как и.

Песня («Ты долго ль, цветущей долины хранитель…») Ты долго ль, цветущей долины хранитель, Могучий и гордый мой дуб, расцветал? За что ж и давно ли перун-сокрушитель Из темныя тучи на дуб мой упал? И долго ль с.

Поминки Памяти А. Сардановского — Ну вот и поминки за нашим столом. — Ты знаешь, приятель, давай о другом. — Давай, если хочешь. Красивый закат. — Закат — то, что надо.

Районный Гамлет Дм. Попову На перекрестках, смятых ветром, в пальтишке старом, налегке — срывает он сосульки с веток и долго держит в кулаке. В чернильных пятнышках ладони иззябли, сморщились, но он все.

Ходики Когда в мой дом любимая вошла, В нем книги лишь в углу лежали валом. Любимая сказала: «Это мало. Нам нужен дом». Любовь у нас была. И мы пошли со старым.

В Третьяковке Я долго бродила по галерее. И краски играли, как легкие пальцы, звучали и звали: – Скорее! Скорее! – И жаркой палитрой вокруг рассыпались. Я долго бродила и долго искала… Задумалась.

Читайте также: