Слышал с каким грохотом ее волосы падают ей на плечи это грохот водопада жарким вечером

Опубликовано: 17.09.2024

2) \u0422\u0443\u043c\u0430\u043d\u044b, \/\/\u043a\u043b\u0443\u0431\u044f\u0441\u044c \u0438 \u0438\u0437\u0432\u0438\u0432\u0430\u044f\u0441\u044c\/\/, \u0441\u043f\u043e\u043b\u0437\u0430\u043b\u0438 \u043f\u043e \u043c\u043e\u0440\u0449\u0438\u043d\u0430\u043c \u0441\u043e\u0441\u0435\u0434\u043d\u0438\u0445 \u0441\u043a\u0430\u043b.

3) \/\/\u0414\u0435\u0440\u0436\u0430 \u043a\u0443\u0432\u0448\u0438\u043d \u043d\u0430\u0434 \u0433\u043e\u043b\u043e\u0432\u043e\u0439\/\/, \u0433\u0440\u0443\u0437\u0438\u043d\u043a\u0430 \u0443\u0437\u043a\u043e\u044e \u0442\u0440\u043e\u043f\u043e\u0439 \u00a0\u0441\u0445\u043e\u0434\u0438\u043b\u0430 \u043a \u0431\u0435\u0440\u0435\u0433\u0443. \u041f\u043e\u0440\u043e\u0439 \u00a0\u043e\u043d\u0430 \u0441\u043a\u043e\u043b\u044c\u0437\u0438\u043b\u0430 \u043c\u0435\u0436 \u043a\u0430\u043c\u043d\u0435\u0439, \/\/\u0441\u043c\u0435\u044f\u0441\u044c \u043d\u0435\u043b\u043e\u0432\u043a\u043e\u0441\u0442\u0438 \u0441\u0432\u043e\u0435\u0439\/\/.

4) \/\/\u0418\u0437\u043c\u0443\u0447\u0438\u0432 \u0434\u043e\u0431\u0440\u043e\u0433\u043e \u043a\u043e\u043d\u044f\/\/, \u043d\u0430 \u0431\u0440\u0430\u0447\u043d\u044b\u0439 \u043f\u0438\u0440 \u043a \u0437\u0430\u043a\u0430\u0442\u0443 \u0434\u043d\u044f \u0441\u043f\u0435\u0448\u0438\u043b \u0436\u0435\u043d\u0438\u0445 \u043d\u0435\u0442\u0435\u0440\u043f\u0435\u043b\u0438\u0432\u044b\u0439.

5) \u0412\u0434\u0440\u0443\u0433 \u043e\u043d\u0430 \u043f\u043e\u0431\u0435\u0436\u0430\u043b\u0430 \u043c\u0438\u043c\u043e \u043c\u0435\u043d\u044f, \/\/\u043d\u0430\u043f\u0435\u0432\u0430\u044f \u0447\u0442\u043e-\u0442\u043e \u0434\u0440\u0443\u0433\u043e\u0435\/\/, \u0438, \/\/ \u043f\u0440\u0438\u0449\u0451\u043b\u043a\u0438\u0432\u0430\u044f \u043f\u0430\u043b\u044c\u0446\u0430\u043c\u0438\/\/, \u0432\u0431\u0435\u0436\u0430\u043b\u0430 \u043a \u0441\u0442\u0430\u0440\u0443\u0445\u0435.

6) \u041a\u0443\u0447\u0435\u0440 \u043c\u043e\u0439 \u0441\u043b\u0435\u0437 \/\/\u043c\u043e\u043b\u0447\u0430 \u0438 \u043d\u0435 \u0442\u043e\u0440\u043e\u043f\u044f\u0441\u044c\/\/. \u00a0\u041d\u0435 \u043e\u0431\u043e\u0441\u043e\u0431\u043b\u044f\u0435\u0442\u0441\u044f - \u0437\u0434\u0435\u0441\u044c \u0442\u0435\u0440\u044f\u0435\u0442\u0441\u044f \u0433\u043b\u0430\u0433\u043e\u043b\u044c\u043d\u044b\u0439 \u043f\u0440\u0438\u0437\u043d\u0430\u043a \u0434\u043e\u0431\u0430\u0432\u043e\u0447\u043d\u043e\u0433\u043e \u0434\u0435\u0439\u0441\u0442\u0432\u0438\u044f, \u043f\u043e\u044f\u0432\u043b\u044f\u0435\u0442\u0441\u044f \u0437\u043d\u0430\u0447\u0435\u043d\u0438\u0435 \u043d\u0430\u0440\u0435\u0447\u0438\u044f =\u043c\u0435\u0434\u043b\u0435\u043d\u043d\u043e

7) \/\/\u041f\u043e\u0434\u044a\u0435\u0445\u0430\u0432 \u043a \u0433\u043e\u0441\u043f\u043e\u0434\u0441\u043a\u043e\u043c\u0443 \u0434\u043e\u043c\u0443\/\/, \u043e\u043d \u0443\u0432\u0438\u0434\u0435\u043b \u0431\u0435\u043b\u043e\u0435 \u043f\u043b\u0430\u0442\u044c\u0435, \/\/\u043c\u0435\u043b\u044c\u043a\u0430\u0432\u0448\u0435\u0435 \u043c\u0435\u0436\u0434\u0443 \u0434\u0435\u0440\u0435\u0432\u044c\u044f\u043c\u0438 \u0441\u0430\u0434\u0430\/\/.

8) \u0421\u043e\u0431\u0430\u043a\u0438 \u0437\u0430\u043b\u0430\u044f\u043b\u0438, \u043d\u043e, \/\/\u0443\u0437\u043d\u0430\u0432 \u0410\u043d\u0442\u043e\u043d\u0430\/\/, \u0443\u043c\u043e\u043b\u043a\u043b\u0438 \u0438 \u0437\u0430\u043c\u0430\u0445\u0430\u043b\u0438 \u043a\u043e\u0441\u043c\u0430\u0442\u044b\u043c\u0438 \u0445\u0432\u043e\u0441\u0442\u0430\u043c\u0438.

9) \u0423\u0447\u0435\u043d\u0438\u043a \u043e\u0442\u0432\u0435\u0447\u0430\u043b \u043d\u0430 \u0432\u043e\u043f\u0440\u043e\u0441\u044b \u043e\u0442\u043a\u0440\u043e\u0432\u0435\u043d\u043d\u043e \u0438 \u043d\u0435 \u0441\u043c\u0443\u0449\u0430\u044f\u0441\u044c. \u00a0\u041d\u0435 \u043e\u0431\u043e\u0441\u043e\u0431\u043b\u044f\u0435\u0442\u0441\u044f - \u0437\u0434\u0435\u0441\u044c \u0414\u041e \u0441\u0442\u043e\u0438\u0442 \u043f\u043e\u0441\u043b\u0435 \u0434\u0440\u0443\u0433\u043e\u0433\u043e \u043e\u0431\u0441\u0442\u043e\u044f\u0442\u0435\u043b\u044c\u0441\u0442\u0432\u0430, \u0432\u044b\u0440\u0430\u0436\u0435\u043d\u043d\u043e\u0433\u043e \u043d\u0430\u0440\u0435\u0447\u0438\u0435\u043c (\u043e\u0442\u043a\u0440\u043e\u0432\u0435\u043d\u043d\u043e), \u0438 \u0441\u043e\u0435\u0434\u0438\u043d\u044f\u0435\u0442\u0441\u044f \u0441 \u043d\u0438\u043c \u0441\u043e\u0447\u0438\u043d\u0438\u0442\u0435\u043b\u044c\u043d\u044b\u043c \u0441\u043e\u044e\u0437\u043e\u043c -\u0438-.

10) \u0418 \u0434\u0435\u043d\u044c \u0438 \u043d\u043e\u0447\u044c \u043f\u043e \u0441\u043d\u0435\u0433\u043e\u0432\u043e\u0439 \u043f\u0443\u0441\u0442\u044b\u043d\u0435 \u0441\u043f\u0435\u0448\u0443 \u043a \u0432\u0430\u043c \u0433\u043e\u043b\u043e\u0432\u0443 \u0441\u043b\u043e\u043c\u044f. \u041d\u0435 \u043e\u0431\u043e\u0441\u043e\u0431\u043b\u044f\u0435\u0442\u0441\u044f - \u0437\u0434\u0435\u0441\u044c \u0444\u0440\u0430\u0437\u0435\u043e\u043b\u043e\u0433\u0438\u0447\u0435\u0441\u043a\u0438\u0439 \u043e\u0431\u043e\u0440\u043e\u0442. ">]" data-test="answer-box-list">

Не плачь, мама, пусть никто не плачет. В таких случаях никто не должен плакать.

Прости, мама, и прощай.

Прощайте, горы мои — Ала-Тоо! Как я любил вас! Твой сын — учитель, лейтенант Маселбек Суванкулов.

Фронт, 9 марта 1943 г. 12 часов ночи».

Как во сне я подняла тяжелую голову. Во дворе безмолвной толпой стояли люди. Никто не плакал. Маселбек просил, чтобы никто не плакал. Женщины подняли меня под руки. И когда я встала, то ветер набежал на яблоню и посыпались тучей белые лепестки цветов. Они бесшумно падали нам на головы. За белой нашей яблоней, за белыми вершинами далеких гор синело бесконечно чистое и бездонное небо. А во мне, в душе моей, поднимался крик. Мне хотелось кричать на весь белый свет. Но я молчала. Я выполняла последнюю волю моего сына, он просил, чтобы я не плакала. Я не знаю, что делала Алиман. Я увидела, как она медленно шла ко мне с вытянутыми руками. Она подошла совсем близко, посмотрела мне в глаза, отвернулась и пошла, закрыв лицо ладонями.

Вот так я лишилась и своего среднего сына. Осталась мне шапка его.

— А мне осталось имя его, Толгонай. Я его родина. Народу остались слова его, Толгонай. Они его земляки.

— Да, мать земля, все это так. И колхоз наш называется его именем. Письмо Маселбека прислали в сельсовет его однополчане вместе со своим письмом. Они писали, что никогда не забудут своего товарища, будут гордиться его подвигом и что Родина будет всегда чтить его память. Они писали, что Маселбек перед большим наступлением наших войск взорвал вражеский склад боеприпасов, от взрыва этого смело все живое вокруг. Я склоняю голову перед героями и перед сыном своим Маселбеком, славой которого горжусь. Но ничто, никакая слава не может мне возместить его живого. Пусть спросят любую мать, никакая мать не мечтает о такой славе. Матери рождают детей для жизни, для простого, земного счастья…

— Ты права, Толгонай. Я всегда помню ту весну, когда пришла победа, я всегда помню тот день, когда вы, люди, встречали солдат с фронта, но я до сих пор не могу сказать, Толгонай, чего было больше — радости или горя.

В тот день нам пришел черед пахать свой огород колхозным плугом. Мы заканчивали пахоту, когда вдруг на улице послышалась какая-то беготня и шум. Алиман побежала узнать, в чем дело, и вернулась мигом.

— Мама, собирайся быстрей, — заторопила она меня. — Народ идет солдат встречать.

Плуг, быки в ярме так и остались на пашне. Действительно, весь аил — конные, пешие, сгорбленные старики и старухи, дети, раненые на костылях — все куда-то бежали. На бегу передавали, что какой-то проезжий (зареченский как будто) сказал кому-то, что солдаты возвращаются по домам, что на станцию прибыли два эшелона, там ребята со всех аилов и что они уже в дороге и с часу на час должны подоспеть. Никто не спрашивал, правда ли это. Люди хотели этой правды, люди мечтали об этом долгожданном дне, поэтому ни у кого не было никаких сомнений.

Мы сбежались на окраину аила, туда, где закладывалась до войны новая улица. Конные не слезали с седел, пешие поднялись на пригорок у арыка, мальчишки забрались на развалины недостроенных стен, а иные вскарабкались на деревья. И все ждали и смотрели на дорогу. Одни, нетерпеливо перебивая друг друга, рассказывали о добрых снах, виденных накануне, другие собрали по пригоршне камешков, стали гадать на них. И во всем этом: и в снах, и в гаданиях, и в других предчувствиях и приметах — видели люди хорошие, желанные предзнаменования. Вспоминаю я теперь и думаю, что если бы люди во всем мире всегда так ждали, охваченные одним чувством, всегда так любили своих сыновей, братьев, отцов и мужей, как мы их ждали и любили, то на земле, может быть, не было бы войны.

Когда разговоры в толпе утихали, каждый молча думал о своем, опустив голову. Люди ждали решения судьбы. Каждый спрашивал себя: кто вернется, а кто нет? Кто дождется, а кто нет? От этого зависела жизнь и дальнейшая судьба.

Вот в такую минуту один мальчишка вдруг крикнул с дерева: «Идут!» И все замерли, натянулись, как струны комуза, а потом все разом глухо повторили: «Идут!» — и снова замолчали в ожидании, снова стало тихо. Очень тихо. Но затем, словно опомнившись, все зашумели: «Где? Где идут? Где?» — и снова замолчали. Впереди на большаке показалась бричка. Она резво катила по дороге, остановилась на развилке, где отходит проселок к нашему аилу, и с брички соскочил солдат. Он взял свою шинель, вещевой мешок, распрощался с возницей и зашагал в нашу сторону. В толпе никто не проронил ни слова, все молча и удивленно смотрели на дорогу, по которой шел всего лишь один солдат с шинелью и вещевым мешком, перекинутым через плечо. Он приближался, но никто из нас не двинулся с места. На лицах людей застыло недоумение. Мы все еще ждали какого-то чуда. Мы не верили своим глазам, потому что мы ожидали не одного, а многих.

Солдат подходил все ближе и ближе, потом остановился в нерешительности

— тоже оробел, увидев на окраине аила безмолвную толпу людей. Он, наверно, подумал, что это за люди, почему они молчат, почему они стоят как вкопанные? Может быть, они кого-то ждут? Солдат раза два оглянулся на дорогу, но, кроме него, на ней не было ни души. Он снова зашагал к нам, и снова остановился, и снова оглянулся назад. Босоногая девчонка, что стояла впереди нас, неожиданно выкрикнула:

— Это мой брат! Аширалы! Аширалы! — И, сорвав с головы косынку, кинулась к нему со всех ног.

Бог ее знает, как она его узнала, только крик ее, как выстрел, вывел нас из оцепенения. За ней побежали мальчишки, девушки.

— Да ведь это он, Аширалы! Это он! — зашумели голоса, и тогда все, старые и малые, все мы хлынули толпой к солдату.

Какая-то могучая сила подхватила всех нас и понесла, как на крыльях. Когда мы бежали к солдату, раскрыв объятья, то мы несли вместе с собой всю свою жизнь, все пережитое и выстраданное, наши муки ожидания и наши бессонные ночи, наши поседевшие волосы, наших постаревших девушек, наших вдов и сирот, наши слезы и стоны, наше мужество несли мы солдату-победителю. И он вдруг, поняв, что это встречают его, тоже побежал нам навстречу.

И когда мы бежали всей толпой, мне почудилось, что мимо проносится с грохотом эшелон; ветер бьет в лицо, я слышу крик: «Мама-а! Алима-ан!» — и в ушах стучат, стучат колеса.

Конные первыми доскакали до солдата, на лету подхватили его шинель и вещевой мешок, а самого взяли за руки с двух сторон.

О, Победа! Мы так долго ждали тебя. Здравствуй, Победа! Здравствуй! Прости наши слезы! Прости мою невестку Алиман за то, что она билась головой на груди Аширалы и спрашивала его, тряся за плечи: «Где? Где мой Касым?» Прости всех нас, Победа. Столько жертв мы принесли ради тебя. Прости за наши крики: «Где остальные? Где мой? Где мой? Где же все другие? Когда вернутся все?» Прости солдат! Аширалы за то, что он отвечал всем нам: «Вернутся родные мои, все вернутся. Скоро вернутся, завтра вернутся». Прости нас, Победа, прости. Обнимая и целуя Аширалы, я думала в ту минуту о Джайнаке, о Маселбеке, о Касыме, о Суванкуле: из них никто не вернулся. Прости меня, Победа…

Мы шли молча. Алиман все еще изредка и неожиданно всхлипывала, тяжело, шумно вздыхала, словно ей не хватало воздуха. Лицо ее было сумрачно, она смотрела только под ноги себе и, понурив голову, о чем-то напряженно думала. Я догадывалась: мрачные мысли одолевают ее. Да, Алиман очень страдала. Я это видела по ее лицу, по ее тоскливым взглядам и прикушенной губе. Я знала, о чем она думала, и говорила ей про себя: «Ну что ж, невестушка, верно, придется нам расстаться. Теперь-то уж небось ты окончательно похоронила Касыма. А что ж делать? Не умирать же за умершим и не вечно тебе куковать вдовой. Все кончено. Ты уйдешь. Ничего не поделаешь — уйдешь, конечно. Ну что ж, я не в обиде. Не по воле своей и не по прихоти уходишь. Судьба такая. Эх, судьба, судьба… Знала бы ты, Алиман, как жалко мне разлучаться. Жили мы с тобой, как мать с дочерью. Будешь уходить, благословлю тебя, как дочь свою, буду молиться за твое счастье. Тебе еще жить, молода ты и красива, найдется кто-нибудь. Главное, чтобы человек хороший попался. А сможет ли он быть для тебя таким, как Касым? Кто его знает. И помочь тебе я ничем не могу. Одна лишь просьба: когда уйдешь, то вспоминай меня хоть изредка. Никого у меня нет теперь, кроме тебя. Ведь я остаюсь в доме совсем одна, одна в целом свете. Подумать страшно. И нет мне утешения на старости лет: не успела ты родить мне внука. Но для тебя это, может быть, к лучшему. И ты не смотри на меня. Не губить же тебе молодость свою из-за меня, старухи. Я свое отжила. А тебе жить. Когда надумаешь, тогда и скажешь. Ты свободна уйти в любой день. Уйдешь со спокойной совестью. А я буду всегда тебя помнить, любить и благодарить тебя…»

После полудня стало так жарко, что пассажиры I-го и II-го классов один за другим перебрались на верхнюю палубу. Несмотря на безветрие, вся поверхность реки кипела мелкой дрожащей зыбью, в которой нестерпимо ярко дробились солнечные лучи, производя впечатление бесчисленного множества серебряных шариков, невысоко подпрыгивающих на воде. Только на отмелях, там, где берег длинным мысом врезался в реку, вода огибала его неподвижной лентой, спокойно синевшей среди этой блестящей ряби. На небе, побледневшем от солнечного жара и света, не было ни одной тучки, но на пыльном горизонте, как раз над сизой и зубчатой полосой дальнего леса, кое-где протянулись тонкие белые облачка, отливавшие по краям, как мазки расплавленного металла. Черный дым, не подымаясь над низкой закоптелой трубой, стлался за пароходом длинным грязным хвостом.

Покромцевы, муж и жена, тоже вышли на палубу. Их вовсе не стесняло окружавшее многолюдное и совершенно незнакомое общество; наоборот, они в нем чувствовали себя еще ближе, еще теснее друг к другу. Они были женаты уже три месяца - именно такой срок, после которого молодые супруги особенно охотно посещают театры, гулянья и балы, где, затерявшись в толпе чужих людей, они глубже и острее чувствуют взаимную близость, обратившуюся в привычку за время медового месяца. Лишь изредка они обменивались незначительным односложным замечанием, улыбкой или долгим взглядом. И он и она испытывали то полное, ленивое и сладкое счастье, которое дает только путешествие, сопровождаемое молодостью и беззаботной удовлетворенной любовью.

Снизу, из машинного отделения, вместе с теплым запахом нефти доносилось непрерывное шипение, мягкие удары работающих поршней и какие-то глубокие, правильные вздохи, в такт которым так же размеренно вздрагивала деревянная палуба "Ястреба". Под колесами парохода клокотала вода, выбрасывая сердитые бугры белой пены. За кормой, торопливо догоняя ее, бежали ряды длинных, широких волн; белые курчавые греб ни неожиданно вскипали на их мутно-зеленой вершине и, плавно опустившись вниз, вдруг таяли, точно прятались под воду. Расходясь по реке все шире, все дальше, волны набегали на берег, колебали и пригибали к земле жидкие кусты ивняка и, разбившись с шумным плеском и пеною об откос, бежали назад, обнажая мокрую песчаную отмель, всю изъеденную прибоем.

Кое-где на кустах висели длинные рыбачьи сети. Чайки с пронзительным криком летели навстречу пароходу, сверкая на солнце при каждом взмахе своих широких, изогнутых крыльев. Изредка на болотистом берегу виднелась серая цапля, стоявшая в важной и задумчивой позе на своих длинных красноватых ногах.

Но это однообразие не прискучивало Вере Львовне и не утомляло ее, потому что на весь божий мир она глядела сквозь радужную пелену тихого очарованья, переполнявшего ее душу. Ей все казалось милым и дорогим: и "наш" пароход - необыкновенно чистенький и быстрый пароход! - и "наш" капитан - здоровенный толстяк в парусиновой паре и клеенчатом картузе, с багровым лицом, сизым носом и звериным голосом, давно охрипшим от непогод, оранья и пьянства, - "наш" лоцман - красивый, чернобородый мужик в красной рубахе, который вертел в своей стеклянной будочке колесо штурвала, в то время как его острые, прищуренные глаза твердо и неподвижно смотрели вдаль. Слегка облокотившись на проволочную сетку. Вера Львовна с наслаждением глядела, как играли в волнах белые барашки, а в голове ее под размеренные вздохи машины звучал мотив какой-то самодельной польки, и с этим мотивом в странную гармонию сливались и шум воды под колесами и дребезжание чашек в буфете.

Иногда навстречу "Ястребу" попадался буксирный пароход, тащивший за собою на толстом канате длинную вереницу низких, неуклюжих барок. Тогда оба парохода начинали угрожающе реветь, что заставляло Веру Львовну с испуганным видом зажмуривать глаза и затыкать уши.

Вдали показывалась пристань - маленький красный домик, выстроенный на барке. Капитан, приложивши рот к медному рупору, проведенному в машинное отделение, кричал командные слова, и его голос казался выходящим из глубокой бочки. "Самый малый! Ступ! Задний ход! Сту-уп. " С нижней палубы выбрасывали канат, и он, развиваясь в воздухе, с грохотом падал на крышу пристани. Матросы по дрожащим сходням выносили на берег громадные кули и мешки, сгибаясь под их тяжестью и придерживая их железными крюками. Около станции толпились бабы и девчонки в красных сарафанах; они навязчиво предлагали пассажирам вялую малину, бутылки с кипяченым молоком, соленую рыбу и баранину. Ямские лошади, над которыми вились тучи слепней, нетерпеливо позвякивали бубенчиками и колокольцами.

Жара понемногу спадала. От воды поднялся легкий ветерок. Солнце садилось в пожаре пурпурного пламени и растопленного золота; когда же яркие краски зари потухли, то весь горизонт осветился ровным пыльно-розовым сиянием. Наконец и это сияние померкло, и только невысоко над землей, в том месте, где закатилось солнце, осталась неясная длинная розовая полоска, незаметно переходившая наверху в нежный голубоватый оттенок вечернего неба, а внизу в тяжелую сизоватую мглу, подымавшуюся от земли. Воздух сгустился, похолодел. Откуда-то донесся и скользнул по палубе слабый запах меда и сырой травы. На востоке, за волнистой линией холмов, разрастался темно-золотой свет луны, готовой взойти. Она показалась сначала только одним краешком и потом выплыла большая, огненно-красная и как будто бы приплюснутая сверху.

На пароходе зажгли электричество и засветили на бортах сигнальные фонари. Из трубы валили длинным снопом и стлались за пароходом, тая в воздухе, красные искры. Вода казалась светлее неба и уже не кипела больше. Она успокоилась, затихла, и волны от парохода расходились по ней такие чистые и гладкие, как будто бы они рождались и застывали в жидком стекле. Луна поднялась еще выше и побледнела; диск ее сделался правильным и блестящим, как отполированный серебряный щит. По воде протянулся от берега к пароходу и заиграл золотыми блестками и струйками длинный дрожащий столб.

Становилось свежо. Покромцев заметил, что жена его два раза содрогнулась плечами и спиной под своим шерстяным платком, и, нагнувшись к ней, спросил:

- Птичка моя, тебе не холодно? Может быть, пойдем в каюту?

Вера Львовна подняла голову и посмотрела на мужа. Его лицо при лунном свете стало бледнее обыкновенного, пушистые усы и остроконечная бородка вырисовывались резче, а глаза удлинились и приняли странное, нежное выражение.

- Нет, нет. не беспокойся, милый. Мне очень хорошо, - ответила она.

Она не чувствовала холода, но ее охватила та щемящая, томная жуть, которая овладевает нервными людьми в яркие лунные ночи, когда небо кажется холодной и огромной пустыней. Низкие берега, бежавшие мимо парохода, были молчаливы и печальны, прибрежные леса, окутанные влажным мраком, казались страшными.

У Веры Львовны вдруг явилось непреодолимое желание прильнуть как можно ближе к своему мужу, спрятать голову на сильной груди этого близкого человека, согреться его теплотой.

Он, точно угадывая ее мимолетное желание, тихо обвил ее половиной своего широкого пальто, и они оба затихли, прижавшись друг к другу, и, касаясь друг друга головами, слились в один грациозный темный силуэт, между тем как луна бросала яркие серебряные пятна на их плечи и на очертание их фигур.

Пароход стал двигаться осторожнее, из боязни наткнуться на мель. Матросы на носу измеряли глубину реки, и в ночном воздухе отчетливо звучали их протяжные восклицания: "Ше-есть. Шесть с полови-иной! Во-осемь. По-од таба-ак. Се-мь!" В этих высоких стонущих звуках слышалось то же уныние, каким были полны темные, печальные берега и холодное небо. Но под Плащом было очень тепло, и, крепко прижимаясь к любимому человеку, Вера Львовна еще глубже ощущала свое счастье.

На правом берегу показались смутные очертания высокой горы с легкой, резной, деревянной беседкой на самой вершине. Беседка была ярко освещена, и внутри ее двигались люди. Видно было, как, услышав шум приближающегося парохода, они подходили к перилам и, облокотившись на них, глядели вниз.

- Ах, Володя, посмотри, какая Прелесть! - воскликнула Вера Львовна. - Совсем кружевная беседка. Вот бы нам с тобой здесь пожить.

- Я здесь провел целое лето, - сказал Покромцев.

- Да? Неужели? Это, наверно, чье-нибудь имение?

- Князей Ширковых. Очень богатые люди.

Она не видела его лица, но чувствовала, что, произнося эти слова, он слегка разглаживает концами пальцев свои усы и что в его голосе звучит улыбка воспоминания.

- Когда же ты был там? Ты мне ничего о них не рассказывал. Что они за люди?

- Люди. Как тебе сказать. Ни дурные, ни хорошие. Веселые люди.

Он замолчал, продолжая улыбаться своим воспоминаниям. Тогда Вера Львовна сказала:

- Ты смеешься. Ты, верно, вспомнил что-нибудь интересное?

- О нет. Ничего. Ровно ничего интересного, - возрази Покромцев и крепче обнял талию жены. - Так. маленькие глупости. не стоит и вспоминать.

Вера Львовна не хотела больше расспрашивать, но Покромцев начал говорить сам. Ему приятно было, что его жена узнает, в какой широкой барской обстановке ему приходилось жить. Это щекотало мелочным, но приятным образом его самолюбие. Ширковы жили летом в своем имении, точь-в-точь как английские лорды. Правда, сам Покромцев был там только репетитором, но он сумел себя поставить так, что с ним обращались как со своим, даже больше того, - как с близким человеком. Ведь настоящих светских людей всего скорее и узнаешь именно по их очаровательной простоте. Лето промелькнуло удивительно быстро и весело: лаун-теннис, пикники, шарады, спектакли, прогулки верхом. К обеду все собирались по звуку гонга, непременно во фраках и белых галстуках, - одним словом, самое утонченное соединение строгого этикета с простотой и прекрасных манер с непринужденном весельем. Конечно, в такой жизни есть и свои недостатки, но пожить ею хоть одно лето - и то чрезвычайно приятно.

Вера Львовна слушала его, не прерывая ни одним словом и в то же время испытывая нехорошее, похожее на ревность чувство. Ей было больно думать, что у него в памяти остался хоть один счастливый момент из его прежней жизни, не уничтоженный, не сглаженный их теперешним общим счастьем.

Беседка вдруг точно спряталась за поворотом. Вера Львовна молчала, а Покромцев, увлеченный своими воспоминаниями, продолжал:

- Ну, конечно, играли в любовь, без этого на даче нельзя Все играли, начиная со старого князя и кончая безусыми лицеистами, моими учениками. И все друг другу покровительствовали, смотрели сквозь пальцы.

- А ты? Ты тоже. ухаживал за кем-нибудь? - спросила Вера Львовна неестественно спокойным тоном.

Он провел рукой по усам. Этот самодовольный, так хорошо знакомый Вере Львовне жест вдруг показался ей пошлым.

- Н-да. и я тоже. У меня вышел маленький роман с княжной Кэт. Очень смешной роман и, пожалуй, если хочешь, даже немного безнравственный. Понимаешь: девице еще и шестнадцати лет не исполнилось, но развязность, самоуверенность и прочее - просто удивительные. Она мне прямо изложила свой взгляд. "Мне, говорит, здесь скучно, потому что я ни одного дня не могу прожить без сознания, что в меня все кругом влюблены. Вы один здесь только мне и нравитесь. Вы недурны собой, с вами можно разговаривать, ну и так далее. Вы, конечно, понимаете, что женой вашей я быть не могу, но почему же нам не провести это лето весело и приятно?"

- Ну и что же? Было весело? - спросила Вера Львовна, стараясь говорить небрежно, и сама испугалась своего внезапно охрипшего голоса.

Этот голос заставил Покромцева насторожиться. Как бы извиняясь за то, что причинил ей боль, он притянул к себе голову жены и прикоснулся губами к ее виску. Но какое-то подлое, неудержимое влечение, копошившееся в его душе, какое-то смутное и гадкое чувство, похожее на хвастливое молодечество, тянуло его рассказывать дальше.

- Вот мы и играли в любовь с этим подлетком и в конце лета расстались. Она совсем равнодушно благодарила меня за то, что я помог ей не скучать, и жалела, что не встретилась со мною, уже выйдя замуж. Впрочем, она, по ее словам, не теряла надежды встретиться со мною впоследствии.

И он прибавил с деланным смехом:

- Вообще эта история составляет для меня одно из самых неприятных воспоминаний. Ведь правда, Верочка, гадко все это?

Вера Львовна не ответила ему. Покромцев почувствовал к ней жалость и стал раскаиваться в своей откровенности. Желая загладить неприятное впечатление, он еще раз поцеловал жену в щеку.

Вера Львовна не сопротивлялась, но и не ответила на поцелуй. Странное, мучительное и самой ей неясное чувство овладело ее душой. Тут была отчасти и ревность к прошедшему - самый ужасный вид ревности, - но была только отчасти. Вера Львовна давно слышала и знала, что у каждого мужчины бывают до женитьбы интрижки и связи, что то, что для женщины составляет огромное событие, для мужчины, является простым случаем, и что с этим ужасным порядком вещей надо поневоле мириться. Было тут и негодование на ту унизительную и развратную роль, которая выпала в этом романе на долю ее мужа, но Вера Львовна вспомнила, что и ее поцелуи с ним, когда они еще были женихом и невестой, не всегда носили невинный и чистый характер. Страшнее всего в этом новом чувстве было сознание того, что Владимир Иванович вдруг сделался для своей жены чужим, далеким человеком и что их прежняя близость никогда уже не может возвратиться.

"Зачем он мне рассказывал всю эту гадость? - мучительно думала она, стискивая и терзая свои похолодевшие руки. - Он перевернул всю мою душу и наполнил ее грязью, но что же я могу ему сказать на это? Как я узнаю, что он испытывал во время своего рассказа? Сожаление о прошлом? Нехорошее волнение? Гадливость (Нет, уж, во всяком случае, не гадливость: тон у него был самодовольный, хотя он и старался это скрыть). Надежду опять встретиться когда-нибудь с этой Кэт? А почему же и не так? Если я спрошу его об этом, он, конечно, поспешит меня успокоить, но как проникнуть в самую глубь его души, в самые отдаленные изгибы его сознания? Почему я могу узнать, что, говоря со мной искренно и правдиво, он в то же время не обманывает - и, может быть, совершенно невольно - своей совести? О! Чего бы я ни дала за возможность хоть один только миг пожить его внутренней, чужой для меня жизнью, подслушать все оттенки его мысли, подсмотреть, что делается в этом сердце. ".

И это страстное влечение слиться мыслью, отожествиться с другим человеком, приняло такие огромные размеры, что Вера Львовна, нечаянно для самой себя, крепко прижалась головой к голове мужа, точно желая проникнуть, войти в его существо. Но он не понял этого невольного движения и подумал, что жена просто хочет к нему приласкаться, как озябшая кошечка. Он пощекотал ее усами по щеке и сказал тоном, каким говорят с балованными детьми:

- Веруся бай-бай хочет? Верусенька озябла? Пойдем в каютку, Верусенька?

Она молча поднялась, кутаясь в свой платок.

- Верусенька на нас ни за что не сердится? - спросил Покромцев тем же сладким голосом.

Вера Львовна отрицательно покачала головой. Но перед трапом, ведущим в каюты, она остановилась и сказала:

- Послушай, Володя, тебе ни разу не приходило в голову, что никогда, понимаешь, никогда двое людей не поймут вполне друг друга. Какими бы тесными узами они ни были связаны.

Он чувствовал себя немного виноватым и потому пробормотал со смехом:

- Ну вот, Верунчик, какую философию развела. Разве мы с тобой не понимаем друг друга?

В каюте он скоро заснул тихим сном здорового сытого человека. Его дыхания не было слышно, и лицо приняло детское выражение.

Но Вера Львовна не могла спать. Ей стало душно в тесной каюте, и прикосновение бархатной обивки дивана раздражало кожу ее рук и шеи. Она встала, чтобы опять выйти на палубу.

- Ты куда, мамуся? - спросил Покромцев, разбуженный шелестом ее юбок.

- Лежи, лежи, я сейчас приду. Я еще минутку посижу на палубе, - ответила она, делая ему рукою знак, чтобы он не вставал.

Ей хотелось остаться одной и думать. Присутствие мужа, даже спящего, стесняло ее. Выйдя на палубу, она невольно села на то же самое место, где сидела раньше. Небо стало еще холоднее, а вода потемнела и потеряла свою прозрачность. То и дело легкие тучки, похожие на пушистые комки ваты, набегали на светлый круг луны и вдруг окрашивались причудливым золотым сиянием. Печальные, низкие и темные берега так же молчаливо бежали мимо парохода.

Вере Львовне было жутко и тоскливо. Она впервые в своей жизни натолкнулась сегодня на ужасное сознание, приходящее рано или поздно в голову каждого чуткого, вдумчивого человека, - на сознание той неумолимой, непроницаемой преграды, которая вечно стоит между двумя близкими людьми. "Что же я о нем знаю? - шепотом спрашивала себя Вера Львовна, сжимая руками горячий лоб. - Что я знаю о моем муже, об этом человеке, с которым я вместе и ем, и пью, и сплю и с которым всю жизнь должна пройти вместе? Положим, я знаю, что он красив, что он любит свою физическую силу и холит свои мускулы, что он музыкален, что он читает стихи нараспев, знаю даже больше, - знаю его ласковые слова, знаю, как он целуется, знаю пять или шесть его привычек. Ну, а больше? Что же я больше-то знаю о нем? Известно ли мне, какой след оставили в его сердце и уме его прежние увлечения? Могу ли я отгадать у него те моменты, когда человек во время смеха внутренне страдает или когда наружной, лицемерной печалью прикрывает злорадство? Как разобраться во всех этих тонких изворотах чужой мысли, в этом чудовищном вихре чувств и желаний, который постоянно, быстро и неуловимо несется в душе постороннего человека?"

Внезапно она почувствовала такую глубокую внутреннюю тоску, такое щемящее сознание своего вечного одиночества, что ей захотелось плакать. Она вспомнила свою мать, братьев, меньшую сестру. Разве и они не так же чужды ей, как чужд этот красивый брюнет с нежной улыбкой и ласковыми глазами, который называется ее мужем? Разве сможет она когда-нибудь так взглянуть на мир, как они глядят, увидеть то, что они видят, почувствовать, что они чувствуют.

Около четырех часов утра Покромцев проснулся и был очень удивлен, не видя на противоположном диване своей жены. Он быстро оделся и, позевывая и вздрагивая от утреннего холодка, вышел на палубу.

Солнце еще не всходило, но половина неба уже была залита бледным розовым светом. Прозрачная и спокойная река лежала, точно громадное зеркало в зеленой влажной раме оживших, орошенных лугов. Легкие розовые морщины слегка бороздили ее гладкую поверхность, а пена под пароходными колесами казалась молочно-розовой. На правом берегу молодой березовый лес с его частым строем тонких, прямых, белых стволов был окутан, точно тонкой кисеей, легким покровом тумана. Сизая, тяжелая туча, низко повисшая на востоке, одна только боролась с сияющим торжеством нарядного летнего утра. Но и на ней уже брызнули, точно кровавые потоки, темно-красные штрихи.

Вера Львовна сидела на том же месте, облокотясь руками на решетку и положив на них отяжелевшую голову. Покромцев подошел к ней и, обняв ее, напыщенно продекламировал голосом, разбухшим от здорового сна:

- "Вышла из мрака младая, с перстами пурпурными, Эос. "

Но когда он увидел ее серьезное, заплаканное лицо, он точно поперхнулся последним словом.

- Верусенька, что с тобой? Что такое, моя дорогая?

Но она уже приготовилась к этому вопросу. Она так много передумала за эту ночь, что пришла к единственному разумному и холодному решению: надо жить, как все, надо подчиняться обстоятельствам, надо даже лгать, если нельзя говорить правду.

И она ответила, виновато и растерянно улыбаясь:

- Ничего, мой милый. Просто - у меня бессонница.

Загадки про растения - деревья, цветы, фрукты, овощи, ягоды.

Стоит Яшка в красной рубашке,кто мимо пройдет, всяк ему поклонится. (Земляника)

На одной ножке стоит лепешка,кто мимо пройдет, всяк поклонится. (Гриб)

У кого одна нога, да и та без сапога. (Гриб)

Стоит Трошка на одной ножке,
Его ищут, а он молчит. (Гриб)

Хотя не огонь, а жжется. (Крапива)

Есть на свете чупка в семи шубках.
Кто поцелует, тот и сморщится. (Лук)

Пришел барин с грядки, весь в заплатках, кто ни взглянет, всяк заплачет.
(Лук)

Сидит дед, в шубу одет. Кто его раздевает, тот слезы проливает.
(Лук)

Все меня любят, а как раздевать – слезы проливать. (Лук)

Был ребенок – не знал пеленок,
Стал стариком – сто пеленок на нем. (Кочан капусты)

Антипка низок, на нем сто ризок. (Кочан капусты)

Сидит Федосья, растрепаны волосья, кто мимо идет, тот ее дергает.
(Горох)

Ни окошек, ни дверей, полна горница людей. (Стручок
гороха, арбуз, тыква, дыня, огурец)

Рябая курица под плетнем дуется. (Арбуз)

Желтая курица под плетнем дуется. (Тыква)

Красная девица сидит в темнице, а коса на улице.
(Морковь)

Долгая Мавра жестка и корява, на всех зла, а всем мила.
(Редька)

Кругла, а не месяц, желта, а не масло, с хвостом, а не мышь.
(Репа)

Дышит, растет, а ходить не может. (Растение)

Весной веселит, летом холодит, осенью умирает, весной оживает.
(Лес)

Зелена, а не луг, бела, а не снег, кудрява, а не голова.
(Береза)

Стоит красавица на полянке: в белом сарафане, в зеленом полушалке.
(Береза)

На полянке девчонки: в белых рубашонках. в зеленых полушалках.
(Березки)

В лесу на поляне
Стоит кудрявый Ваня,
Богач невелик,
А орешками наделит. (Ореховый куст)

Сижу на дереве:
Красная, как кровь,
Круглая, как шар,
Вкусная, как мед. (Вишня)

В горнице без окошек, без дверей сидит шестеро людей.
(Семечки в яблоке)

Над водой, водой стоит с красной бородой. (Калина)

Стоит Антошка на одной ножке, сам маленький, а шляпа большая.
(Гриб)

Весной веселит, летом холодит, осенью питает, зимой согревает. (Лес)

Под кустами,
Под листами
Мы попрятались в траву,
Нас в лесу ищите сами
Мы не крикнем вам: «Ау!» (Грибы)

Я под шапкой цветной
На ноге стою одной.
У меня свои повадки:
Я всегда играю в прятки. (Гриб)

На жарком солнышке подсох
И рвется из стручков. (Горох).

И зелен и густ
На грядке куст.
Покопай немножко –
Под кустом . (Картошка).

Когда весною талые
Сойдут с болот снега,
Она, как бусы алые,
Усеет берега. (Клюква.)

Это зелье ты не тронь:
Жжется больно, как огонь,
Неприметна, некрасива,
Называется . (Крапива).

Растет зеленый кустик,
Дотронешься – укусит! (Крапива.)

Золотое решето, черных домиков полно.
Сколько черненьких домков,
Столько беленьких жильцов. (Подсолнух)

Желтый Демид весь день
На солнышко глядит. (Подсолнух)

Вертится Антошка на одной ножке,
Где солнце стоит, туда он и глядит.
(Подсолнух)

***
Золотистый и полезный,
Витаминный, хотя резкий,
Горький вкус имеет он…
Обжигает… Не лимон.
(Лук)

*
Как на грядке под листок
Закатился чурбачок -
Зеленец удаленький,
Вкусный овощ маленький.
(Огурец)

*
Огородная краля
Скрылась в подвале,
Ярко-жёлтая на цвет,
А коса-то, как букет.
(Морковь)

*
Зелёная толстуха
Надела уйму юбок.
Стоит как балерина,
Из листьев пелерина.
(Капуста)

*
Красный, детки, но не мак.
В огороде - не бурак.
Сочный лакомый синьор.
Угадали? (Помидор)

*
В огороде - жёлтый мяч.
Только не бежит он вскачь,
Он как полная луна.
Вкусные в нём семена.
(Тыква)

*
У извилистой дорожки
Растёт солнышко на ножке.
Как дозреет солнышко,
Будет горстка зёрнышек.
(Подсолнух)

*
В зелёной палатке
Колобки спят сладко.
Много круглых крошек!
Что это? (Горошек)

*
Он кусает, только вот,
Зубок есть, но, где же рот?
Белый носит сюртучок.
Что, скажи, дружок? (Чеснок)

*
Бурая - не мишка,
В норке - но не мышка.
(Картошка)

*
В огороде хоть росла,
Знает ноты "соль" и "фа".
(Фасоль)

*
В этих жёлтых пирамидках
Сотни зёрен аппетитных.
(Кукуруза)

*
Это вовсе не игрушка -
Ароматная… (Петрушка)

*
Хоть чернил он не видал,
Фиолетовым вдруг стал,
Любят овощ Ваня, Жан.
Так ведь это. (Баклажан)

*
Что это за рысачок
Завалился на бочок?
Сам упитанный, салатный.
Верно, детки… (Кабачок)

*
Это что за чудеса?
На траве лежит звезда!
Может, это дивный сон?
Нет, ведь это… (Патиссон)

Загадки про природные явления - солнце, ветер, небо, земля, дождь.

Накормишь – живет, Напоишь – умрет.
(Огонь)

Бежит, бежит, не выбежит,
Течет, течет, не вытечет. (Вода в реке)

Кругом вода, а с питьём беда. ( Море )

Серебристой бахромой
На ветвях висит зимой.
А весною на весу
Превращается в росу. (Иней)

Я как песчинка мал и землю покрываю,
Я из воды и сам ее рождаю,
Как пух лежу я на полях
И как алмаз блещу при солнечных лучах.
(Снег)

Черное сукно лезет в окно. (Ночь.)

Выше леса, выше гор
Расстилается ковер.
Он всегда, всегда раскинут
Надо мной и над тобой,
То он серый, то он синий,
То он ярко-голубой.
Мы серебряные блестки
Ночью видим на ковре,
Видим красные полоски
На закате, на заре.
То барашков белоснежных
По нему пройдут стада,
То как будто лебедь нежный
Проплывает иногда.
А какой ковер огромный –
Конца-края не найдешь!
То он светлый, то он темный.
Как его ты назовешь? (Небо)

Овечки белые в лесок
По озеру идут,
Но только ступят на песок –
Вздохнут и упадут. (Волны)

Есть три брата родные:
Один ест – не наестся, Другой пьет – не напьется, Третий гуляет,
не нагуляется. (Огонь, земля, вода)

Есть невидимка: в дом не просится, а прежде людей бежит,
торопится. (Воздух)

Расходится детина – удержу нет,
Уляжется – не видать, не слыхать. (Ветер)

Катится катушка – ни зверь, ни птушка, ни камень, ни вода, не отгадаешь
никогда. (Луна, месяц)

Друг друга догоняют, да друг от друга прячутся. (Солнце
и месяц)

Двое стоят, двое бегут, двое сменяются. (Небо и земля,
солнце и месяц, день и ночь)

Бежать, бежать – не добежать, лететь, лететь – не долететь,
виден край, да не дойдешь. (Горизонт)

Иди, иди, а конца не найдешь. (Земной шар)

Двое стоячих, да двое лежачих. Два здорника, два разбойника, разорителя.
(Небо и земля, солнце и месяц, огонь и вода)

Сито вито, решетом покрыто. (Небо и земля)

Голубой шатер весь мир накрыл. (Небо)

Поле голубое серебром усыпано. (Звезды на небе)

По синему пологу золотое просо рассыпано. (Звезды на небе)

Раскинут ковер, рассыпан горох.

Ни ковра не поднять, ни гороха собрать. (Звезды на
небе)

Вечером рассыпался горох. Утром встал – нет ничего.
(Звезды на небе)

Рассыпался короб, никому не сосчитать: ни попам, ни дьякам, ни нам, дуракам.
(Звезды на небе)

Поле не меряно, овцы не считаны, пастух рогат.
(Месяц)

Один пастух тысячи овец пасет.
(Луна, месяц)

Велико поле Колыбанское, много на
нем скота Астраханского. Один пастух, как ягодка.
(Луна, месяц)

По высокой дороге идет бычок круторогий.
(Месяц)

Родится с рогами, а потом их теряет.
(Луна, месяц)

По синему небу тарелка плывет.
(Луна)

Молодой был – молодцом глядел,
Под старость устал – меркнуть стал.
Новый родился – опять развеселился. (Месяц)

Катится катушка – ни зверь, ни птушка, ни камень, ни вода, не отгадаешь никогда.
(Луна)

Золота кубышка на море не тонет и в огне не горит. (Луна)

Маленький, курбатенький, всему миру свет. (Месяц)

Светит, а не греет. (Луна, месяц)

Без головы, а с рогами. (Месяц)

Ночью ходит, а днем спит. (Луна, месяц)

Кто в году двенадцать раз родится? (Луна, месяц)

Золот хозяин на поле, серебрян пастух с поля. (Солнце и месяц)

Золотой ушел – серебряный пришел. (Солнце, месяц)

Сестра к брату в гости идет, а он от нее прячется. (Солнце и месяц)

Друг друга догоняют, да друг от друга прячутся. (Солнце и месяц)

Голубой платок, красный колобок, по платку катается, людям усмехается.
(Небо и солнце)

Без огня горит, без крыл летит, без ног бежит.
(Солнце или туча, река)

Сивы кабаны все поле облегли. (Туман)

Матушкиной коробьи не поднимешь, братова кушака не скатаешь, батюшкина коня не изловишь.
(Земля, дорога, ветер)

Сестра покромку не скатает, а брат коня не поймает. (Ветер и дорога)

Все ломаю, все срываю, ничему пощады нет. (Вихрь)

Не стукнет, не брякнет, а в окно войдет. (Рассвет)

Серое суконце лезет в оконце. (Рассвет)

Ночь спит на земле, а утром убегает. (Роса)

Вечером на землю слетает,
Ночь на земле пребывает,
Утром опять улетает. (Роса)

Заря-заряница, красная девица,
По лесу ходила, ключи обронила,
Месяц видел – не сказал,
Солнце увидало – подняло. (Роса)

Матерь Мария по полю ходила,
Ключи обронила, а солнце взяло. (Роса)

Пошла баба в танец, потеряла гребенец. Месяц видел – солнце украло.
(Роса)

Фырчит, рычит, ветки ломает, пыль поднимает, тебя с ног сбивает, слышишь его,
да не видишь его. (Ветер)

Бежит по снегу, а следу нету. (Ветер)

Без крыл летит, без ног бежит. (Ветер)

Щука хвостом махнула – лес погнула. (Ветер)

Рукавом махнул – дерево погнул. (Ветер)

Летит тархан по всем торгам,Без пол кафтан, без пуговиц. (Ветер)

Свищет гонит, вслед ему кланяются. (Ветер)

Летит – не птица, воет – не зверь. (Ветер)

Катится по голубому блюдечку золотое яблочко. (Солнце)

Катится вертушечка, золотая коклюшечка,Никто ее не достанет:
Ни царь, ни царица, ни красная девица. (Солнце)

На заре зарянской катится шар вертнянский. Никому его не обойти не объехать.
(Солнце)

Без него плачемся, а как появится – от него прячемся.
(Солнце)

Взойдет Егор на бугор – выше леса, выше гор. С бугра спускается за травой скрывается. (Солнце)

Царь кликнет, царь мигнет, кого-то позовет. (Гром)

Тур ходит по горам, турица-то по долам. (Гром и молния)

Тур свистнет, турица мигнет. (Гром и молния)

Меня никто не видит, но всякий слышит. А верную спутницу мою всякий может
видеть, но никто не слышит. (Гром и молния)

Сперва – блеск,
За блеском – треск,
За треском – плеск. (Молния, гром, дождь)

Конь бежит, земля дрожит. (Гром)

Громко стучит, звонко кричит, а что говорит, никому не понять. И мудрецам не узнать.
(Гром)

На небе стукнет, на земле слышно. (Гром)

Заревел медведь на все горы, на все моря. (Гром)

Каркнул ворон на сто городов, на тысячу озер.
(Гром)

Ревнул вол на сто сел, на сто речек. (Гром)

Сивый жеребец на все царства ржет. (Гром)

Заржал жеребец на Сионской горе,
Услыхала кобыла на Русской земле. (Гром)

Ни огня, ни жару не имею, а все пожигаю. (Молния)

Летит огневая стрела,
Никто ее не поймает:
Ни царь, ни царица, ни красная девица. (Молния)

Рассыпался горох на семьдесят дорог, никто его не соберет: ни царь, ни
царица, ни красная девица. (Град)

Выгляну в окошко, идет длинный Антошка. (Дождь)

Ждали, звали, а показался – все прочь побежали. (Дождь)

Крупно, дробно зачастило, всю землю напоило. (Дождь)

С неба пришел, в землю ушел. (Дождь)

И тонок и долог,а сядет – в траве не видать.
(Дождь)

Тонок, долог, голенаст,Прыгать горазд, а в траве не видать. (Дождь)

Шел долговяз в сыру землю увяз.
Долговяз в траве завяз. (Дождь)

Шел да шел да и в землю ушел. (Дождь)

Тонкий, высокий, упал в осоку,
Сам не вышел, а детей вывел. (Дождь и ручьи)

Поднялись ворота – всему миру красота. (Радуга)

Красное коромысло через реку повисло. (Радуга)

Через поля, через луга встала нарядная дуга. (Радуга)

Без рук, без ног рисовать умеет. (Мороз)

Без рук рисует, без зубов кусает. (Мороз)

Без рук, без ног, а в избу лезет. (Мороз)

Старик у ворот тепло уволок.
Сам не бежит, стоять не велит. (Мороз)

Старик шутник на улице стоять не велит, за нос домой тянет. (Мороз)

Я потрещу, а ты бей в ладоши да пляши. (Мороз)

Сам Самсон мост смостил:
Без топора, без клинья и без тесанья. (Мороз, лед на реке)

Дедушка без топора мост мостит. (Мороз, лед на реке)

Безрукий, безногий старик через реку мост проложил. (Мороз, лед на реке)

Без рук, без топорища выстроен мостище. (Мороз, лед на реке)

Я как песчинка мал, а землю покрываю,
Я из воды, а с воздуха слетаю. (Снег)

Скатерть бела все поле одела. (Снег)

Бело покрывало на земле лежало,
Лето пришло, оно все сошло. (Снег)

Лежал, лежал, а весной в реку побежал. (Снег)

На дворе, в холоде – горой,
А в избе – водой. (Снег)

Весной умирает, а осенью оживает. (Снег)

Летит – молчит, лежит – молчит,
Когда умрет, тогда заревет. (Снег)

Родится молчком и живет тишком,
А как помрет, так и заревет. (Снег)

На всех садится, никого не боится. (Снег)

Зимой греет, весной тлеет,
Летом пропадает, осенью оживает. (Снег)

Летел Полкан – бел кафтан без пуговиц. (Снег)

Кручу, бурчу, знать никого не хочу. (Метель, вьюга)

Гуляет в поле, да не конь,
Летает на воле, да не птица. (Метель, вьюга)

Читайте также: