Распустив волосы я долго сидела на постели все собираясь что то решить потом закрыла глаза

Опубликовано: 17.09.2024

На закате шел дождь, полно и однообразно шумя по саду вокруг дома, и в незакрытое окно в зале тянуло сладкой свежестью мокрой майской зелени. Гром грохотал над крышей, гулко возрастая и раздражаясь треском, когда мелькала красноватая молния, от нависших туч темнело. Потом приехали с поля в мокрых чекменях работники и стали распрягать у сарая грязные сохи, потом пригнали стадо, наполнившее всю усадьбу ревом и блеянием. Бабы бегали по двору за овцами, подоткнув подолы и блестя белыми босыми ногами по траве; пастушонок в огромной шапке и растрепанных лаптях гонялся по саду за коровой и с головой пропадал в облитых дождем лопухах, когда корова с шумом кидалась в чащу. Наступила ночь, дождь перестал, но отец, ушедший в поле еще утром, все не возвращался.

Я была одна дома, но я тогда никогда не скучала; я еще не успела насладиться ни своей ролью хозяйки, ни свободой после гимназии. Брат Паша учился в корпусе, Анюта, вышедшая замуж еще при жизни мамы, жила в Курске; мы с отцом провели мою первую деревенскую зиму в уединении. Но я была здорова и красива, нравилась сама себе, нравилась даже за то, что мне легко ходить и бегать, работать что-нибудь по дому или отдавать какое-нибудь приказание. За работой я напевала какие-то собственные мотивы, которые меня трогали. Увидав себя в зеркале, я невольно улыбалась. И, кажется, все было мне к лицу, хотя одевалась я очень просто.

Как только дождь прошел, я накинула па плечи шаль и, подхватив юбки, побежала к парку, где бабы доили коров. Несколько капель упало с неба на мою открытую голову, но легкие неопределенные облака, высоко стоявшие над двором, уже расходились, и на дворе реял странный, бледный полусвет, как всегда бывает у нас в майские ночи. Свежесть мокрых трав доносилась с поля, мешаясь с запахом дыма из топившейся людской. На минуту я заглянула и туда, - работники, молодые мужики в белых запашных рубахах, сидели вокруг стола за чашкой похлебки и при моем появлении встали, а я подошла к столу и, улыбаясь над тем, что я бежала и запыхалась, сказала:

- А папа где? Он был в поле?

- Они были не надолго и уехали, - ответило мне несколько голосов сразу.

- На чем? - спросила я.

- На дрожках, с барчуком Сиверсом.

- Разве он приехал? - чуть не сказала я, пораженная этим неожиданным приездом, но, вовремя спохватившись, только кивнула головой и поскорее вышла.

Сиверс, кончив Петровскую академию, отбывал тогда воинскую повинность. Меня еще в детстве называли его невестой, и он тогда очень не нравился мне за это. Но потом мне уже нередко думалось о нем, как о женихе; а когда он, уезжая в августе в полк, приходил к нам в солдатской блузе с погонами и, как все вольноопределяющиеся, с удовольствием рассказывал о "словесности" фельдфебеля- малоросса, я начала свыкаться с мыслью, что буду его женой. Веселый, загорелый - резко белела у него только верхняя половина лба, - он был очень мил мне.

"Значит, он взял отпуск", - взволнованно думала я, и мне было и приятно, что он приехал, очевидно, для меня, и жутко. Я торопилась в дом приготовить отцу ужин, но, когда я вошла в лакейскую, отец уже ходил по золу, стуча сапогами. И почему-то я необыкновенно обрадовалась ему. Шляпа у него была сдвинута па затылок, борода растрепана, длинные сапоги и чесучовый пиджак закиданы грязью, но он показался мне в эту минуту олицетворением мужской красоты и силы.

- Что ж ты в темноте? - спросила я.

- Да я, Тата, - ответил он, называя меня, как в детстве, - сейчас лягу и ужинать не буду. Устал ужасно, и притом, знаешь, который час? Ведь теперь всю ночь заря, заря зарю встречает, как говорят мужики. Разве молока, - прибавил он рассеянно.

Я потянулась к лампе, но он замахал головой и, разглядывая стакан на свет, нет ли мухи, стал пить молоко. Соловьи уже пели в саду, и в те три окна, что были на северо-запад, виднелось далекое светло-зеленое небо над лиловыми весенними тучками нежных и красивых очертаний. Все было неопределенно и на земле, и в небе, все смягчено легким сумраком ночи, и все можно было разглядеть в полусвете непогасшей зари. Я спокойно отвечала отцу на вопросы по хозяйству, но, когда он внезапно сказал, что завтра к нам придет Сиверс, я почувствовала, что краснею.

- Зачем? - пробормотала я.

- Свататься за тебя, - ответил отец с принужденной улыбкой. - Что ж, малый красивый, умный, будет хороший хозяин. Мы уж пропили тебя.

- Не говори так, папочка, - сказала я, и на глазах у меня навернулись слезы.

Отец долго глядел на меня, потом, поцеловав в лоб, пошел к дверям кабинета.

- Утро вечера мудренее, - прибавил он с усмешкой.

Сонные мухи, потревоженные нашим разговором, тихо гудели на потолке, мало-помалу задремывая, часы зашипели и звонко и печально прокуковали одиннадцать.

"Утро вечера мудренее", - пришли мне в голову успокоительные слова отца, и опять мне стало легко и как-то счастливо-грустно.

Отец уже спал, в кабинете было давно тихо, и все в усадьбе тоже спало. И что-то блаженное было в тишине ночи после дождя и старательном выщелкивании соловьев, что-то неуловимо прекрасное реяло в далеком полусвете зари. Стараясь не шуметь, я стала осторожно убирать со стола, переходя на цыпочках из комнаты в комнату, поставила в холодную печку в прихожей молоко, мед и масло, прикрыла чайный сервиз салфеткой и прошла в свою спальню. Это не разлучало меня с соловьями и зарей. Ставни в моей комнате были закрыты, но комната моя была рядом с гостиной, и в отворенную дверь, через гостиную, я видела полусвет в зале, а соловьи были слышны во всем доме. Распустив волосы, я долго сидела на постели, все собираясь что-то решить, потом закрыла глаза, облокотилась на подушку, и внезапно заснула. Кто-то явственно сказал надо мной: "Сиверс!" - я, вздрогнув, очнулась, и вдруг мысль о замужестве сладким ужасом, холодом пробежала по всему моему челу.

Я лежала долго, без мыслей, точно в забытьи. Потом мне стало представляться, что я одна во всей усадьбе, уже замужняя, и что вот в такую же ночь муж вернется когда-нибудь из города, войдет в дом и неслышно снимет в прихожей пальто, а я предупрежу его - и тоже неслышно появлюсь на пороге спальни. Как радостно поднимет он меня на руки! И мне уже стало казаться, что я люблю. Сиверса я знала мало; мужчина, с которым я мысленно проводила эту самую нежную ночь моей первой любви, был не похож на него, и все-таки мне казалось, что я думаю о Сиверсе. Я почти год не видала его, а ночь делала его образ еще более красивым и желанным. Было тихо, темно; я лежала и все более теряла чувство действительности. "Что ж, красивый, умный. " И, улыбаясь, я глядела в темноту закрытых глаз, где плавали какие-то светлые пятна и лица.

А меж тем чувствовалось, что наступил самый глубокий час ночи. "Если бы Маша была дома, - подумала я про свою горничную, - я пошла бы сейчас к ней, и мы проговорили бы до рассвета. Но нет, - опять подумала я, - одной лучше. Я возьму ее к себе, когда выйду замуж. "

Что-то робко треснуло в зале. Я насторожилась, открыла глаза. В зале стало темнее, все вокруг меня и во мне самой уже изменилось и жило иной жизнью, особой ночной жизнью, которая непонятна утром. Соловьи умолкли, - медленно щелкал только один, живший в эту весну у балкона, маятник в зале тикал осторожно и размеренно-точно, а тишина в доме стала как бы напряженной. И, прислушиваясь к каждому шороху, я приподнялась на постели и почувствовала себя в полной власти этого таинственного часа, созданного для поцелуев, для воровских объятий, и самые невероятные предположения и ожидания стали казаться мне вполне естественными. Я вдруг вспомнила шутливое обещание Сиверса прийти как-нибудь ночью в наш сад на свидание со мной. А что, если он не шутил? Что, если он медленно и неслышно подойдет к балкону?

Облокотившись о подушку, я пристально смотрела в зыбкий сумрак и переживала в воображении все, что я сказала бы ему едва слышным шепотом, отворяя дверь балкона, сладостно теряя волю и позволяя увести себя по сырому песку аллеи в глубину мокрого сада.

Я обулась, накинула шаль на плечи и, осторожно выйдя в гостиную, с бьющимся сердцем остановилась у двери на балкон. Потом, убедившись, что в доме не слышно ни звука, кроме мерного тиканья часов и соловьиного эхо, бесшумно повернула ключ в замке. И тотчас же соловьиное щелканье, отдававшееся по саду, стало слышнее, напряженная тишина исчезла, и грудь свободно вздохнула душистой сыростью ночи.

По длинной аллее молодых березок, по мокрому песку дорожки я шла в полусвете зари, затемненной тучками на севере, в конец сада, где была сиреневая беседка среди тополей и осин. Было так тихо, что слышно было редкое падение капель с нависших ветвей. Все дремало, наслаждаясь своей дремотой, только соловей томился своей сладкой песней. В каждой тени мне чудилась человеческая фигура, сердце у меня поминутно замирало, и, когда я наконец вошла в темноту беседки и на меня пахнуло ее теплотой, я была почти уверена, что кто-то тотчас же неслышно и крепко обнимет меня.

Никого, однако, не было, и я стояла, дрожа от волнения и вслушиваясь в мелкий, сонный лепет осин. Потом села на сырую скамью. Я еще чего-то ждала, порою быстро взглядывала в сумрак рассвета. И еще долго близкое и неуловимое веяние счастья чувствовалось вокруг меня, - то страшное и большое, что в тот или иной момент встречает всех нас на пороге жизни. Оно вдруг коснулось меня - и, может быть, сделало именно то, что нужно было сделать: коснуться и уйти. Помню, что все те нежные слова, которые были в моей душе, вызвали наконец на мои глаза слезы. Прислонясь к стволу сырого тополя, я ловила, как чье-то утешение, слабо возникающий и замирающий лепет листьев и была счастлива своими беззвучными слезами.

Я проследила весь сокровенный переход ночи в рассвет. Я видела, как сумрак стал бледнеть, как заалело белесое облачко на севере, сквозившее сквозь вишенник в отдалении. Свежело, я куталась в шаль, а в светлеющем просторе неба, который на глаз делался все больше и глубже, дрожала чистой яркой каплей Венера. Я кого-то любили, и любовь моя была во всем: в холоде и в аромате утра, в свежести зеленого сада, в этой утренней звезде. Но вот послышался резкий визг водовозки - мимо сада, на речку. Потом на дворе кто-то крикнул сиплым, утренним голосом. Я выскользнула из беседки, быстро дошла до балкона, легко и бесшумно отворила дверь и пробежала на цыпочках в теплую темноту своей спальни.

Сиверс утром стрелял в нашем саду галок, а мне казалось, что в дом вошел пастух и хлопает большим кнутом. Но это не мешало мне крепко спать. Когда же я очнулась, в зале раздавались голоса и гремели тарелками. Потом Сиверс подошел к моим дверям и крикнул мне:

- Наталья Алексеевна! Стыдно! Заспались!

А мне и правда было стыдно, стыдно выйти к нему, стыдно, что я откажу ему, - теперь я знала это уже твердо, - и, торопясь одеться и поглядывая в зеркало на свое побледневшее лицо, я что-то шутливо и приветливо крикнула в ответ, но так слабо, что он, верно, не расслышал.

РУССКАЯ НОВЕЛЛА НАЧАЛА XX в.

«Пишите прозу, господа. В русской прозе еще так много недочетов», — напоминал В. Я. Брюсов своим молодым соотечественникам совет, данный почти три четверти века назад Пушкиным. Призыв был не случаен. «Серебряный век» русской поэзии поднял ее на такой высокий пьедестал в сознании современников, что прозе — той самой прозе, которая уже с 40-х гг. XIX в. безраздельно господствовала в русской литературе и дала столь совершенные образцы, — пришлось заметно потесниться. В обзоре современной русской литературы за 1907 г. К. Бальмонт пишет: «То, что в ней (литературе) живого, почти целиком ограничивается поэтами… Прозаики, за двумя-тремя исключениями, непристойны по своей повторности, по изношенности приемов… Здесь нет живого дуновения, от которого бы радостно вздохнул и сказал: «Весна»[1]. Отзыв, весьма типичный для того времени. И дело не в том, насколько прав или не прав был Бальмонт в своей оценке литературного процесса тех лет. Важнее другое: в начале века именно проза на фоне современной ей поэзии воспринималась как сфера неизведанного, где еще так много предстояло сделать (и это при столь мощной традиции русской классической прозы!).

В январе 1907 г. Н. С. Гумилев, уже автор стихов, которые войдут через год в его поэтический сборник «Романтические цветы», делится с В. Я. Брюсовым затруднениями более всего в области прозы: «Не забывайте, что мне теперь только двадцать лет и у меня отсутствует чисто техническое умение писать прозаические вещи. Идей и сюжетов у меня много… С горячей любовью я обдумываю какой-нибудь из них, все идет стройно и красиво, но когда я подхожу к столу, чтобы записать все те чудные вещи, которые только что были в моей голове, на бумаге получаются только бессвязные отрывочные фразы, поражающие своей какофонией. И опять спешу в библиотеки, стараясь выведать у мастеров стиля, как можно победить роковую инертность пера»[2].

На рубеже XIX–XX вв. чистый лирик, как, например, К. Бальмонт, И. Северянин или А. Ахматова, — скорее исключение, чем правило. Более частый случай — совмещение в одном лице поэта и прозаика. Из представленных в нашем сборнике авторов большинство — яркие поэты начала века, бывшие в то же время незаурядными прозаиками: И. А. Бунин, Д. С. Мережковский, 3. Н. Гиппиус, В. Я. Брюсов, Ф. К. Сологуб, H. С. Гумилев, М. А. Кузмин, С. М. Городецкий.

Два прозаических жанра выходят в это время на первый план — роман и новелла. Причем именно жанр новеллы оказывается для писателей во многом новым и требующим освоения.

В своей классической форме этот жанр возник в Италии в эпоху Возрождения. Первоначально новеллой назывался устный рассказ, анекдот о необычном, но характерном событии, действительно имевшем место (по-итальянски novella — новость, известие). Постепенно новеллы стали объединяться в сборники, циклы: так возникли знаменитые «Декамерон» Боккаччо, «Фацеции» Поджо (именно их пересказывает героиня брюсовской новеллы «В подземной тюрьме» своему возлюбленному Марко), позже появился «Гептамерон» Маргариты Наваррской. В Европе, а потом и в Америке — особенно со времен Эдгара По — новелла стала наиболее распространенной формой малой прозы. Ее отличительные признаки: ярко выраженная фабулыюсть, динамизм повествования, сосредоточенность на исключительных, ярких событиях, превращение обыденного в необычное и, как правило, неожиданный финал, так называемый пуант (pointe), который призван пролить новый свет на все предшествующее действие.

В России новелла появилась в XVII в. в сборниках переводной, а затем и оригинальной литературы. Наиболее яркие образцы этого времени — «Повесть о Карпе Сутулове», «Повесть о Фроле Скобееве». Расцвет русской новеллы пришелся на 10—30-е гг. XIX в.: переводные новеллы В. А. Жуковского, новеллы В. И. Панаева, А. А. Бестужева-Марлипского, О. М. Сомова, В. Ф. Одоевского, французские новеллы 3. А. Волконской, наконец, знаменитые пушкинские «Повести Белкина».

Но в дальнейшем жанры рассказа, очерка, ориентированные на будничную повседневность, на жизнь реальную, столь существенно потеснили новеллу, что, когда к 90-х гг. XIX в. в русской прозе вновь пробудился интерес к «рассказам положений» в противовес «рассказам характеров», как их называл Брюсов[3], писатели в большинстве своем вынуждены были опираться на опыт западноевропейской и американской сюжетной прозы. Так воспроизводится стиль новелл эпохи Возрождения (естественно, каждый раз по-своему переосмысленный русскими авторами) в новелле Мережковского «Любовь сильнее смерти», цикле новелл Гумилева «Радости земной любви», посвященных юной Анне Горенко (Ахматовой). Одновременно на итальянские хроники и на их стилизации в творчестве Стендаля, Теофиля Готье, Анатоля Франса совершенно сознательно ориентированы «Святой Сатир» Мережковского (вольный перевод одноименной новеллы А. Франса), «Мертвые боги» Амфитеатрова. «В подземной тюрьме» Брюсова.

Чем же объяснить столь характерное для литературы начала века обращение к фабульному, новеллистическому повествованию? И это у представителей совершенно разных течений, литературных групп и партий: продолжателей традиций русской классической прозы (Бунина, Чехова, Зайцева, отчасти Л. Андреева), у неоромантиков, каковыми были в определенный период своего творчества Горький и А. Толстой. И у тех, кого мы все еще по привычке огульно называем модерпистами. А среди них — художники разных, если не противоположных ориентаций, декаденты, волнуемые мистическими прозрениями духа символисты, присягнувшие «на верность» «цветам веселой земли» акмеисты и писатели околоакмеистического круга.

Пожалуй, одна из основных причин популярности новеллы в начале нашего века — тяга этого жанра к необычному, экстраординарному Конечно, внимание литературы к быту, к детали, к реальной, неприкрашенной жизни отнюдь не ослабевает. Но существует в русской литературе того времени и другая, противоположная тенденция: это уход от серой обыденности. «Есть одно общее устремление куда-то ввысь, вдаль, вглубь, но только прочь от постылой плоскости серого прозябания», писал историк литературы и современник литературного процесса 1890 —1910-х гг. С. А. Венгеров[4]. И в этом отношении новелла, в которой, уже согласно законам жанра, все внимание автора должно быть устремлено на исключительность события, будь то мистического, психологического или событийного плана, отвечала определенным настроениям эпохи.

После приверженности русской литературы нескольких предшествующих десятилетий принципам сугубо жизненного искусства и отторжения всего нереального, фантастического определенная часть молодого поколения писателей стала восстанавливать в своем творчестве «декорации, которые когда-то так любили романтики: средневековые замки, причудливые дворцы, страны, сотворенные по произволу и прихоти поэта»[5]. Общее стремление к перевоплощению, к конструированию своего мира и своего мифа овладело художниками. «Нас было пять молодых, восторженных, начинающих, — писал в 1910 г. Ю. Слезкин в предисловии к своему первому сборнику новелл «Картонный король». — …мы…искренно поклонялись красоте и служили ей. И орден назвали… орденом «Картонного короля». В честь того Картоппого короля, что в дни веселых карнавалов, в дни лжи и наслаждений — один ведет за собой толпу масок и умирает в пламени, когда наступают будни, чтобы снова воскреснуть для радостно-лживой Легенды, для творчества Мифа». «Творимая легенда» — назовет в это время свою знаменитую трилогию Ф. Сологуб.

На закате шел дождь, полно и однообразно шумя по саду вокруг дома, и в незакрытое окно в зале тянуло сладкой свежестью мокрой майской зелени. Гром грохотал над крышей, гулко возрастая и разражаясь треском, когда мелькала красноватая молния, от нависших туч темнело. Потом приехали с поля в мокрых чекменях работники и стали распрягать у сарая грязные сохи, потом пригнали стадо, наполнившее всю усадьбу ревом и блеянием. Бабы бегали по двору за овцами, подоткнув подолы и блестя белыми босыми ногами по траве; пастушонок в огромной шапке и растрепанных лаптях гонялся по саду за коровой и с головой пропадал в облитых дождем лопухах, когда корова с шумом кидалась в чащу… Наступала ночь, дождь перестал, но отец, ушедший в поле еще утром, все не возвращался.

Как только дождь прошел, я накинула на плечи шаль и, подхватив юбки, побежала к варку, где бабы доили коров. Несколько капель упало с неба на мою открытую голову, но легкие неопределенные облака, высоко стоявшие над двором, уже расходились, и на дворе реял странный, бледный полусвет, как всегда бывает у нас в майские ночи. Свежесть мокрых трав доносилась с поля, мешаясь с запахом дыма из топившейся людской. На минуту я заглянула и туда, – работники, молодые мужики в белых замашных рубахах, сидели вокруг стола за чашкой похлебки и при моем появлении встали, а я подошла к столу и, улыбаясь над тем, что я бежала и запыхалась, сказала:

– А папа где? Он был в поле?

– Они были не надолго и уехали, – ответило мне несколько голосов сразу.

– На чем? – спросила я.

– На дрожках, с барчуком Сиверсом.

– Разве он приехал? – чуть не сказала я, пораженная этим неожиданным приездом, но, вовремя спохватившись, только кивнула головой и поскорее вышла.

Сиверс, кончив Петровскую академию, отбывал тогда воинскую повинность. Меня еще в детстве называли его невестой, и он тогда очень не нравился мне за это. Но потом мне уже нередко думалось о нем, как о женихе; а когда он, уезжая в августе в полк, приходил к нам в солдатской блузе с погонами и, как все вольноопределяющиеся, с удовольствием рассказывал о «словесности» фельдфебеля-малоросса, я начала свыкаться с мыслью, что буду его женой. Веселый, загорелый – резко белела у него только верхняя половина лба, – он был очень мил мне.

«Значит, он взял отпуск», – взволнованно думала я, и мне было и приятно, что он приехал, очевидно, для меня, и жутко. Я торопилась в дом приготовить отцу ужин, но, когда я вошла в лакейскую, отец уже ходил по залу, стуча сапогами. И почему-то я необыкновенно обрадовалась ему. Шляпа у него была сдвинута на затылок, борода растрепана, длинные сапоги и чесучовый пиджак закиданы грязью, но он показался мне в эту минуту олицетворением мужской красоты и силы.

– Что ж ты в темноте? – спросила я.

– Да я, Тата, – ответил он, называя меня, как в детстве, – сейчас лягу и ужинать не буду. Устал ужасно, и притом, знаешь, который час? Ведь теперь всю ночь заря, – заря зарю встречает, как говорят мужики. – Разве молока, – прибавил он рассеянно.

Я потянулась к лампе, но он замахал головой и, разглядывая стакан на свет, нет ли мухи, стал пить молоко. Соловьи уже пели в саду, и в те три окна, что были на северо-запад, виднелось далекое светло-зеленое небо над лиловыми весенними тучками неясных и красивых очертаний. Все было неопределенно и на земле, и в небе, все смягчено легким сумраком ночи, и все можно было разглядеть в полусвете непогасшей зари. Я спокойно отвечала отцу на вопросы по хозяйству, но, когда он внезапно сказал, что завтра к нам придет Сиверс, я почувствовала, что краснею.

– Зачем? – пробормотала я.

– Свататься за тебя, – ответил отец с принужденной улыбкой. – Что ж, малый красивый, умный, будет хороший хозяин… Мы уж пропили тебя.

– Не говори так, папочка, – сказала я, и на глазах у меня навернулись слезы.

Отец долго глядел на меня, потом, поцеловав в лоб, пошел к дверям кабинета.

– Утро вечера мудренее, – прибавил он с усмешкой.

Сонные мухи, потревоженные нашим разговором, тихо гудели на потолке, мало-помалу задремывая, часы зашипели и звонко и печально прокуковали одиннадцать…

«Утро вечера мудренее», – пришли мне в голову успокоительные слова отца, и опять мне стадо легко и как-то счастливо-грустно.

Ставни в моей комнате были закрыты, но комната моя была рядом с гостиной, и в отворенную дверь, через гостиную, я видела полусвет в зале, а соловьи были слышны во всем доме. Распустив волосы, я долго сидела на постели, все собираясь что-то решить, потом закрыла глаза, облокотясь на подушку, и внезапно заснула. Кто-то явственно сказал надо мной: «Сиверс!» – я, вздрогнув, очнулась, и вдруг мысль о замужестве сладким ужасом, холодом пробежала по всему моему телу…

Жанры

Авторы

Книги

Серии

Форум

Бунин Иван Алексеевич

Книга "Заря всю ночь"

Читать

Помогите нам сделать Литлайф лучше

«
1
2
»
Перейти

На закате шел дождь, полно и однообразно шумя по саду вокруг дома, и в незакрытое окно в зале тянуло сладкой свежестью мокрой майской зелени. Гром грохотал над крышей, гулко возрастая и разражаясь треском, когда мелькала красноватая молния, от нависших туч темнело. Потом приехали с поля в мокрых чекменях работники и стали распрягать у сарая грязные сохи, потом пригнали стадо, наполнившее всю усадьбу ревом и блеянием. Бабы бегали по двору за овцами, подоткнув подолы и блестя белыми босыми ногами по траве; пастушонок в огромной шапке и растрепанных лаптях гонялся по саду за коровой и с головой пропадал в облитых дождем лопухах, когда корова с шумом кидалась в чащу… Наступала ночь, дождь перестал, но отец, ушедший в поле еще утром, все не возвращался.

– А папа где? Он был в поле?

– Они были не надолго и уехали, – ответило мне несколько голосов сразу.

– На чем? – спросила я.

– На дрожках, с барчуком Сиверсом.

Сиверс, кончив Петровскую академию, отбывал тогда воинскую повинность. Меня еще в детстве называли его невестой, и он тогда очень не нравился мне за это. Но потом мне уже нередко думалось о нем, как о женихе; а когда он, уезжая в августе в полк, приходил к нам в солдатской блузе с погонами и, как все вольноопределяющиеся, с удовольствием рассказывал о «словесности» фельдфебеля-малоросса, я начала свыкаться с мыслью, что буду его женой. Веселый, загорелый – резко белела у него только верхняя половина лба, – он был очень мил мне.

– Что ж ты в темноте? – спросила я.

Я потянулась к лампе, но он замахал головой и, разглядывая стакан на свет, нет ли мухи, стал пить молоко. Соловьи уже пели в саду, и в те три окна, что были на северо-запад, виднелось далекое светло-зеленое небо над лиловыми весенними тучками неясных и красивых очертаний. Все было неопределенно и на земле, и в небе, все смягчено легким сумраком ночи, и все можно было разглядеть в полусвете непогасшей зари. Я спокойно отвечала отцу на вопросы по хозяйству, но, когда он внезапно сказал, что завтра к нам придет Сиверс, я почувствовала, что краснею.

– Зачем? – пробормотала я.

– Не говори так, папочка, – сказала я, и на глазах у меня навернулись слезы.

Отец долго глядел на меня, потом, поцеловав в лоб, пошел к дверям кабинета.

– Утро вечера мудренее, – прибавил он с усмешкой.

Я лежала долго, без мыслей, точно в забытьи. Потом мне стало представляться, что я одна во всей усадьбе, уже замужняя, и что вот в такую же ночь муж вернется когда-нибудь из города, войдет в дом и неслышно снимет в прихожей пальто, а я предупрежу его – и тоже неслышно появлюсь на пороге спальни… Как радостно поднимет он меня на руки! И мне уже стало казаться, что я люблю. Сиверса я знала мало; мужчина, с которым я мысленно проводила эту самую нежную ночь моей первой любви, был не похож на него, и все-таки мне казалось, что я думаю о Сиверсе. Я почти год не видала его, а ночь делала его образ еще более красивым и желанным. Было тихо, темно; я лежала и все более теряла чувство действительности. «Что ж, красивый, умный…» И, улыбаясь, я глядела в темноту закрытых глаз, где плавали какие-то светлые пятна и лица…

А меж тем чувствовалось, что наступил самый глубокий час ночи. «Если бы Маша была дома, – подумала я про свою горничную, – я пошла бы сейчас к ней, и мы проговорили бы до рассвета… Но нет, – опять подумала я, – одной лучше… Я возьму ее к себе, когда выйду замуж…»

Что-то робко треснуло в зале. Я насторожилась, открыла глаза. В зале стало темнее, все вокруг меня и во мне самой уже изменилось и жило иной жизнью, особой ночной жизнью, которая непонятна утром. Соловьи умолкли, – медленно щелкал только один, живший в эту весну у балкона, маятник в зале тикал осторожно и размеренно-точно, а тишина в доме стала как бы напряженной. И, прислушиваясь к каждому шороху, я приподнялась на постели и почувствовала себя в полной власти этого таинственного часа, созданного для поцелуев, для воровских объятий, и самые невероятные предположения и ожидания стали казаться мне вполне естественными. Я вдруг вспомнила шутливое обещание Сиверса прийти как-нибудь ночью в наш сад на свидание со мной… А что, если он не шутил? Что, если он медленно и неслышно подойдет к балкону?

Материалов для подготовки к Государственной итоговой аттестации в 9-м классе сейчас множество. Рискну попотчевать коллег еще одним из путей. Данный материал мы используем как на уроках, так и в качестве домашних заданий. Предназначен он для девятиклассников, так как в основном содержит изучаемые в 9-м классе сведения о синтаксисе сложного предложения. Материал состоит из 54 предложений:

9 простых предложений (ПП),

9 сложносочиненных предложений (ССП),

9 сложноподчиненных предложений (СПП),

9 СПП с двумя и более придаточными (СПП2),

9 сложных бессоюзных предложений (БСП),

9 сложных предложений с разными видами (союзной и бессоюзной) связи (СП).

Поле деятельности здесь разнообразно: и поэтапное обращение к определенным предложениям по мере изучения отдельных тем, и индивидуальные тренировочные и контрольные задания, и комплексный анализ предложений в ходе повторения изученного. Лишь бы на пользу!

Примечание 1. Все предложения размножены для каждого учащегося.

1) Берг старался найти стиль своего времени но эти попытки были полны неудач и неясностей.

2) Жизнь поворачивалась как призма новой гранью и в ней свежо и временами не совсем для Берга понятно преломлялись старые чувства любовь ненависть мужество страдание и наконец чувство Родины.

3) Озеро лежало косо как бы подымалось к горизонту а за ним просвечивали сквозь тонкую мглу заросли золотых берез.

4) Берг собирал ягоды шиповника и пахучий можжевельник длинную хвою листья осин где по лимонному полю были разбросаны черные и синие пятна хрупкие лишаи и вянущую гвоздику.

5) Он тщательно рассматривал осенние листья с изнанки где желтизна была чуть тронута легкой свинцовой изморозью.

6) Журавли бросали без сожаления этот пустынный лесной и торжественный край полный безымянных озер непролазных зарослей сухой листвы мерного гула сосен и воздуха пахнущего смолой и болотными мхами.

7) Татьяна называла ему имена знаменитых кустарей расписывавших деревянные ложки и блюда золотом и киноварью но Берг никогда не слышал этих имен и краснел.

8) Паутина летала над озером каждый желтый лист на траве горел от света как бронзовый слиток.

9) Берг взял краски бумагу и не напившись даже чаю пошел на озеро.

10) Уже листья летели ливнем и спасаясь от грозы низко неслись над мелколесьем испуганные птицы.

11) Берг быстро спрятал этюд в ящик снял куртку обернул ею ящик и схватил маленькую коробку с акварелью.

12) Пришлите мне если есть какая возможность книгу про наши леса и всякие деревья и цветных карандашей очень мне охота рисовать.

13) Мы дышали теплым воздухом трав вокруг нас гулко жужжали шмели трещали кузнечики.

14) Ловить в коряжистых местах было очень заманчиво там пряталась крупная и ленивая рыба.

15) Брала она медленно и верно глубоко топила поплавок потом запутывала леску о корягу и обрывала ее вместе с поплавком.

16) Дед оказался прав к вечеру пришла гроза.

17) Бабы завидев нас бросили работу и смотрели на линя прикрыв ладонями глаза как смотрят на нестерпимое солнце. (Предварительно извинившись перед девочками за Паустовского, даю девятиклассникам это предложение под диктовку. Жанна: “А завидев пишется слитно?”. Общее смятение и недоумение… Потом начинает доходить: просто Жанна вместо деепричастия почему-то подумала о его каламбурной омоформе зови дев (не иначе как в пику писателю…). Неисповедимы пути детской логики, Господи! – И.Г.)

18) Татьяна Петровна долго не могла привыкнуть после Москвы к пустынному городку к его домишкам скрипучим калиткам к глухим вечерам когда было слышно как потрескивает в керосиновой лампе огонь.

19) Часто осенью я пристально следил за опадающими листьями чтобы поймать ту незаметную долю секунды когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю.

20) Созвездия Персея и Ориона проходили над землей свой медлительный путь дрожали в воде озер тускнели в зарослях где дремали волки и отражались на чешуе рыб спавших на отмелях в Старице и Прорве.

21) Ветер бросал горсти листьев на стол на койку на пол на книги а по дорожкам сада было трудно ходить приходилось идти по листьям как по глубокому снегу.

22) Берг хотел всю силу красок все умение своих рук и зоркого глаза все то что дрожало где-то на сердце отдать этой бумаге чтобы хоть в сотой доле изобразить великолепие этих лесов умирающих величаво и просто.

23) Его просили сообщить сколько своих вещей и под каким названием он выпустит.

24) С этим Петькой у нас были свои счеты он срезал у Рувима английский крючок и выследил места где мы прикармливали рыбу.

25) Гроза долго ворчала в лесах потом поднялась к зениту пепельной стеной и первая молния хлестнула в далекие стога.

26) Солнечный свет упал на воду сквозь заросли ветел и я увидел под водой яркий бронзовый блеск это изгибалась и пятилась в глубину пойманная рыба.

27) Дядь а дядь на што (так у К.Паустовского – И.Г.) клюнуло?

28) Мы боялись что от первой же спички лес вспыхнет и затрещит как сухой можжевельник и белый дым лениво поползет к солнцу.

29) В конце деревни в уличке заросшей по твердому белому песку чистой травой стояла одинокая изба.

30) Мы услышали хруст и хищное щелканье кот вцепился зубами в рыбью голову.

31) То ему снилось что большая щука таскает его вместе с резиновой лодкой по озеру и лодка ныряет в воду и вылетает обратно с оглушительным бульканьем то снился пронзительный разбойничий свист это из лодки распоротой корягой стремительно выходил воздух.

32) Хорошо было зарывшись в теплое сено слушать звуки этой ночи представлять себе это полесье темные дороги быструю и холодную реку где на берегу крепко спят перевозчики и только дотлевают в тумане угли костра.

33) Действительно Тихон Петрович как бы крепко брал неопытного человека за руку водил его по грядкам и не торопясь рассказывал как надо делать землю питательной и жирной чтобы на ней разрослись нежные и пахучие цветы которым мы давно уже перестали удивляться.

34) Давно уже замечено что человек лишенный на время возможности заниматься любимым делом постоянно к нему готовится.

35) Рыболовы например плетут лески и красят поплавки моряки рисуют карты.

36) На поверку выходило что холостая жизнь хотя она и независима и отведена хорошему нужному труду все же плоха без семейной радости.

37) А потом навалились густые, тяжелые туманы зимние дороги проржавели насквозь порыжели из леса дохнуло сыростью от тесовых крыш повалил пар.

38) Девочке худенькой бледной и любопытной она никак не хотела уходить с палубы было лет шесть.

39) Тотчас наступила тишина и в ней остался только один слабый звук журчание речной воды около колес парохода.

40) Если свет падал на кусты сирени то было видно как в засиявших как бы зардевшихся от смущения слабым, чуть пунцовым румянцем чашечках сирени дрожат капельки росы.

41) Законы литературы заставляют подчас еще туманную мысль писателя входить в берега точного замысла и затем уже плавно несут ее к конечному выводу к завершению книги подобно тому как река несет свою воду к широкому устью.

42) Показывали картину работникам кино так как думали что обыкновенный зритель на такой картине будет зевать и уйдет из кинотеатра в полном недоумении.

43) Обширные луга были политы ночным дождем а это значило что не только в каждом венчике блестела капля воды но все великое множество трав и кустов издавало резкий и освежительный запах.

44) Дело в том что к нам приехала после экзаменов в московской школе городская девочка Маша любительница растений и я решил набрать ей в подарок букет из всяких хороших цветов.

45) Цветение шиповника совпадало с самыми короткими ночами – нашими русскими, немного северными ночами когда соловьи гремят в росе всю ночь напролет зеленоватая заря не уходит с горизонта и в самую глухую пору ночи так светло что на небе хорошо видны горные вершины облаков.

46) В какую бы лесную озерную или болотную глухомань я ни попадал всюду я заставал мальчишек предававшихся самым разнообразным и порой удивительным занятиям.

47) Я конечно не говорю о том что в сентябре на ледяной и туманной утренней заре заставал их трясущихся от холода в мокрых зарослях ольхи на берегу глухого озера в двадцати километрах от жилья.

48) Они сидели притаившись в кустах с самодельными удочками и только характерный звук который называется “шмыганье носом” выдавал их присутствие.

49) Большей частью мальчишки помогали взрослым пасли телят возили хворост резали лозу окучивали картошку чинили изгороди и приглядывали в отсутствие взрослых за маленькими детьми.

50) Миллионы листьев стеблей веток и венчиков преграждали дорогу на каждом шагу и мы терялись перед этим натиском растительности останавливались и дышали до боли в легких терпким воздухом столетней сосны.

51) Недаром дядя Леша все беспокоился вздыхал и ждал дождя уж очень пересохли леса.

52) Девушки неистово терли мелом и без того ослепительные зубы а вечером вышли в горницу к чаю в шуршащих праздничных платьях смуглые золотоволосые.

53) Обычай был соблюден и с этой минуты бабка Ариша засуетилась захлопотала и начала заботиться о нас как о родных детях.

54) Цветы стояли не только на подоконниках но и на полу и ярко цвели им было хорошо должно быть в этой теплой светлой избе. (Из произведений К.Паустовского)

ВАРИАНТЫ ЗАДАНИЙ

I. Подчеркните грамматические основы всех предложений. (Подсказка: их ровно 125!)

II. Расставьте знаки препинания.

III. Укажите номера предложений в соответствии с их видами. (Для экономии времени привожу коллегам эти номера.)

Примечание. Данное задание можно сделать более увлекательным, предложив девятиклассникам заполнить шесть “волшебных” квадратов, о которых я неоднократно писал в “Русском языке”. Приведем пример одного из таких квадратов.

Задание. Впишите в клетки квадрата номера простых предложений.

Квадрат-эталон

IV. В СПП графически обозначьте главное и придаточное предложения, укажите типы придаточных, союзы или союзные слова.

V. Произведите синтаксический разбор всех простых предложений (ССП, БСП…).

VI. Постройте схемы СПП2.

VII. Укажите номера предложений, в которых есть:

• обособленные обстоятельства (предложения 9, 10, 17, 32, 48);

• сравнительные обороты (предложения 2, 8, 21, 28, 53);

• обособленные определения (предложения 6, 7, 20, 22, 29, 31, 34, 38, 46, 47, 52);

• обособленное приложение (предложение 44);

• обобщающее слово при однородных членах (предложение 2);

• вводные слова и вводные предложения (предложения 2, 33, 35, 38, 54).

VIII. Укажите количество грамматических основ в каждом СП (12 – 3, 21 – 3, 24 – 3, 26 – 3, 28 – 3, 31 – 5, 43 – 4, 44 – 3, 48 – 3).

IX. В СПП2 укажите односоставные предложения, определите их тип (в предложениях 18, 19, 22, 31, 33, 36, 40, 45 – безличные, в предложении 42 – неопределенно-личное).

Варианты заданий можно еще много разнообразить; думается, коллеги без труда подберут упражнения в соответствии с уровнем подготовки ребят своего класса, придумают еще не одно задание, чтобы наиболее полно и глубоко подготовить наших любимых детей к ответственному этапу их жизни – Государственной итоговой аттестации. Русский язык заслуживает того, чтобы знать его если не блестяще, то, по крайней мере, хорошо. Желаю успеха всем нам!

И.А. ГРОМОВ,
Владимирская обл.

Читайте также:

Распустив волосы я долго сидела на постели все собираясь что то решить потом закрыла глаза

Жанры

Авторы

Книги

Серии

Форум

Бунин Иван Алексеевич

Книга "Заря всю ночь"

Оглавление

Читать