Кому в бровь кому в глаз

Опубликовано: 17.09.2024

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.

Следующий стих → Осип Мандельштам — Мы с тобой на кухне посидим
Предыдущий стих → Осип Мандельштам — Мой тихий сон, мой сон ежеминутный

Читать похожие стихи:

Осип Мандельштам — Ода Сталину
Осип Мандельштам — Ещё не умер ты
Осип Мандельштам — Notre Dame (Нотр Дам)
Осип Мандельштам — Заблудился я в небе
Осип Мандельштам — Пусть имена цветущих городов

Какие же люди здесь злые… Хватит плеваться желчью

А почему он туда попал , вы не хотите узнать?

Пастернак не просто назвал стихи самоубийством, но и раскритиковал их:

«То, что Вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но факт самоубийства, которого я не одобряю и в котором не хочу принимать участия.»

сижу, ржу. «На этот раз поводом к аресту послужило заявление секретаря Союза писателей СССР В. Ставского, в котором предлагалось «решить вопрос о Мандельштаме», чьи стихи являются «похабными и клеветническими». Письмо было адресовано наркому внутренних дел, главному карателю того времени, Н.И. Ежову. » дебилы те кто думает, что Сталин сам писал доносы и сам же расстреливал поэтов… жаль, Сталин не всех дебилов не расстрелял, сейчас бы не было столько га*на в интернетах этих ваших.

а ха ха… прочитал, поржал. спасиба. пеши исчо. кг/ам.

Как мог относится Сталин к Мандельштаму? Сперва поэт пишет оду Сталину, нечто очень тяжеловесное, льстивое, целуя Сталина в зад, а затем, презирая себя за эту оду, пишет про пальцы жирные как черви и широкую грудь осетина. Более того, он читает эти стихи (кстати, плохие стихи) всем знакомым и незнакомым, прекрасно понимая, к чему это может привести. Разумеется, Сталин таких людей презирал. И как тут не вспомнить разговор по телефону Сталина с Пастернаком. Сталин задаёт прямые вопросы, а Пастернак что-то мямлит, говорит что его творчество далеко от поэзии акмеиста Мандельштама. И Сталин с презрением бросает трубку, этот человек видит эту гнилую интеллигенцию насквозь, где каждый боится за свою шкуру. Позднее Пастернак сожалел о том, что не заступился за Мандельштама, он делает попытку позвонить Сталину, но вождю он был уже не интересен.

Вот только, Ода была написана в 1938 после ссылки, а «Мы живём, под собою не чуя страны» в 1933

если бы эта м*азь репрессировала кого нибудь из ваших близких вы бы тут не вякали ж*полизы

Мандельштам мелкая мразь, изображавшая себя чем-то

ОФФТОП. Гыы… Повезло оське, что до войны попал под раздачу за язык свой длинный. Ежовцы были просто паиньки супротив абакумовцев. Вот те люди были не в пример оське талантливы они из него мог ли бы жилы тянуть годы, а эти гуманисты его уже в 1938 укатали.

ПО ТЕМЕ. Мерзкий пасквиль. Масштаб личности и таланта Мандельштама — искуственно раздут. Обыкновенный местечковый поэтишка, коих пруд пруди было в то время. Люди — читайте лучше Бродского. У него хотя тоже полно спорных стихов, но он действительно гений.

К слову, о Бродском. Надеюсь, Вы в курсе насколько он ценил Мандельштама как поэта! И это стихотворение в частности.

Гениально! Зацепило прямо в сердце еще когда был подростком.
Причем зацепила фраза «он играет услугами полулюдей».
И действительно, говорят, Сталин был тираном, но кто написал сто миллионов доносов. Кто ломал кости, засучив рукава, где-то в подвалах.
Любой тиран пестуется Системой. И гражданами определенной страны.

Дурацкие, злопыхательские стишки, написанные обиженным Осей. Вот и весь сказ.

как говориться базар не фильтровал вообще! правильно сказано в БИБЛИИ язык мой враг мой!

Ой, да откуда нам знать, как и что там было? Только вот потом, после, зачем эта ода лизоблюдная, следом, этому презираемому им осетину?

Это был обыкновенный , как в наше время говорят «стеб»

А почему Солженицын мразь? Объясните пожалуйста ! Человек,испытавший ужасы ГУЛАГа , рассказавший о них человечеству это мразь?! А вы кто.

Что ваш Солженицын знал о ГУЛАГе. Он выполнял госзаказ! Очень интересно читать в его произведениях, как в лагерях были кошечки и собачки, В ТО ВРЕМЯ, когда люди друг друга ели…

Замечательная эпиграмма,написанная очень смелым человеком.

Не знаю, можно ли это назвать криком души, но… при всем уважении к Маднельштаму, как хорошему поэту, это его произведение очень спорное и не отражающее реальное положение вещей в ЦК партии того периода. Люди относились к большевикам в целом и Сталину в частности по разному: пострадавшие во время раскулачивания и коллективизации — известно как, те же, кто получил право по — настоящему изменить свою жизнь ( и таких были десятки миллионов) — искренне поддерживали советский проект. А уж про внутрипартийную борьбу тридцатых и говорить нечего — Сталин вовсе не был столь всемогущим, как его принято нынче описывать. Он в некотором роде сам был вынужден согласиться на «сталинские репрессии» в условиях непрекращающийся партийной борьбы на местах.

Владимир, если сталин не был всемогущим, значит не он один власть имел. А кто еще имел равную ему власть? Берия? Может Молотов, жену которого мразь усатая посадила? Не надо бредить и высасывать из пальца! Власть у сталина была абсолютная, гораздо больше, чем у европейских монархов.

Такая же мразь как и Солженицын! Дезертир, мразь и подлец!

Все, что удалось создать сталинизму, это такие маленькие люди, как ты
Псевдо-патриотические неудачники
С ненавистью к себе и без достоинства

Господи, ну что за за необразованные, промытые дети… Ты своим незнанием тычь не так очевидно.

В уйгурский трудовой лагерь тебя надо, а потом на северо-корейскую казнь.

Причем тут какая-то нация? Стихи совсем о другом. Что бы их понять нужно знать немного историю, понимать в какое время жил поэт… Представлять как в то время люди относились к Сталину. А Мандельштам великий поэт, патриот своей страны и очень смелый человек.

Елена, а что у вас со знаками препинания и «чтобы»?

Вы ЧМО.
И если пытаетесь осуждать эти стихи:

Где вы и где Мандельштам,
Он написал эти стихи при жизни долбаного Сатрапа.
И погиб после этого.
А вы, осуждающие, просто плевок.

💀 Смерть
✌ Мандельштам

Стихотворение-эпиграмма «Мы живём, под собою не чуя страны» сыграло роковую роль в судьбе Осипа Мандельштама, недаром, друг поэта Пастернак назвал его самоубийством. Конечно, в 1933 году о публикации эпиграммы не было и речи, но достаточно было причитать стихи десятку-другому друзей и не отказаться от авторства.

Судьба стихотворения

Несколько интересных фактов о судьбе стихотворения. Пастернак не просто назвал стихи самоубийством, но и раскритиковал их:

То, что Вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но факт самоубийства, которого я не одобряю и в котором не хочу принимать участия.

Вряд ли это был страх стать сопричастным к работе Мандельштама, скорее, это было предупреждение товарищу и своё мнение об эпиграмме. Литературной глубины в строках, и правда, нет, но есть смелось, на которую никто другой не отважился. Отмечу, что это была не смелость ради смелости, а видение ситуации в стране глазами поэта и сила сказать это на бумаге.

Какой бы не была смелость поэта, родные заставили его сразу уничтожить рукопись стихотворения, поэтому сразу оно хранилось только в нескольких головах. Кто из этого круга близких голов написал донос, так и не стало неизвестно.

Месть Сталина

Тени начали сгущаться быстро. Сначала были мистические предзнаменования. В январе 1934 года на похоронах поэта Андрея Белого на Мандельштама случайно падает крышка гроба. Осип только улыбнулся:

Далее пришла очередь реальных событий. Мандельштама арестовывают в мае 1934 года, и он на допросе во всём признаётся и указывает круг людей, которым он читал «Горца». По неизвестной причине в списке нет Пастернака, хотя он услышал эпиграмму одним из первых. Несколько позже поэт рассказал жене, что страшно испугался. В камере он даже пытался вскрыть вены, но не вышло.

Дело шло к неминуемому расстрелу, но вмешался Бухарин, который Мандельштаму симпатизировал. Кстати, кроме Бухарина никто не стал на защиту поэта. Демьян Бедный и Пастернак остались в стороне. Не дивно, ведь расстрел грозил не только автору строк, но и всем, кто их слышал, но не донёс (один исключается, так как кто-то донёс).

Неизвестно, что повлияло на решение Сталина, но Мандельштама не расстреляли, более того, его отправили сразу не в лагерь, а в ссылку. Терпение у Сталина было долгим. Только через три года, по истечению ссылки, Мандельштам возвращается и его арестовывают повторно. Дело коротко, поэта отправляют по этапу на Дальний Восток, где он и умирает от тифа. Такова официальная версия смерти автора «Кремлёвского горца». Творца похоронила смелость его творения.

Судьбой Мандельштам подтвердил свои же строки:

Что ни казнь у него - то малина.

Действительно, Сталин долго играл с поэтом, сначала отправив его в ссылку, а после гроссмейстерской паузы в лагерь.

Такова история данного стихотворения, делать глубокий анализ строк которого не вижу смысла. В эпиграмме нет подводных течений и скрытого текста. В стихах Мандельштам описывает, каким он видит нашу страну и её лидера.

Технический анализ

Первая строка стихотворения является очевидной метафорой, литота в стихе – «полуразговорцем», также используются автором сравнения. Написано произведение разносторонним анапестом при парной рифмовке. Эпитеты – толстые пальца, широкая грудь. Некоторые относят стих к памфлету, другие откровенной сатирой, которая дорого обошлась Мандельштаму.

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,

Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933 г.

Аудио-видео

Предлагаю послушать стихотворение в исполнении Анатолия Белого.

Это стихотворение знают все, кто мало-мальски интересуется темой.

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там помянут кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны.

Тараканьи смеются усища

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто мяучит, кто плачет, кто хнычет,

Лишь один он бабачит и тычет.

Как подковы кует за указом указ –

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него, – то малина.

И широкая грудь осетина.

1933 г.

Что же последовало за этим "актом самоубийства" (так назвал стихотворение Пастернак, впервые услышав его)?

Мандельштама приговорили к ссылке. В Пермский край. Но Сталин, лично разрешил поэту выбрать себе место ссылки – самостоятельно. Следователь очень явно намекнул жене поэта, что ее Мандельштаму сохранила жизнь Самая-Высокая-Инстанция.

Он выбирает Воронеж.

Когда б я уголь взял для высшей похвалы –

для радости рисунка непреложной,

я б воздух расчертил на хитрые углы

и осторожно и тревожно.

Чтоб настоящее в чертах отозвалось,

в искусстве с дерзостью гранича,

я б рассказал о том, кто сдвинул ось,

ста сорока народов чтя обычай.

Я б поднял брови малый уголок,

и поднял вновь, и разрешил иначе:

знать, Прометей раздул свой уголек, –

гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!

Я б в несколько гремучих линий взял

все моложавое его тысячелетье

и мужество улыбкою связал

и развязал в ненапряженном свете.

И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,

какого, не скажу, то выраженье, близясь

к которому, к нему, – вдруг узнаешь отца

и задыхаешься, почуяв мира близость.

И я хочу благодарить холмы,

что эту кость и эту кисть развили:

он родился в горах и горечь знал тюрьмы

Хочу назвать его – не Сталин – Джугашвили!

Художник, береги и охраняй бойца:

в рост окружи его сырым и синим бором

вниманья влажного. Не огорчить отца

недобрым образом иль мыслей недобором.

Художник, помоги тому, кто весь с тобой,

кто мыслит, чувствует и строит.

Не я и не другой – ему народ родной –

народ-Гомер хвалу утроит.

Художник, береги и охраняй бойца –

лес человеческий за ним идет, густея,

само грядущее – дружина мудреца,

и слушает его все чаще, все смелее.

Он свесился с трибуны, как с горы, –

в бугры голов. Должник сильнее иска.

Могучие глаза мучительно добры,

густая бровь кому-то светит близко.

И я хотел бы стрелкой указать

на твердость рта – отца речей упрямых.

Лепное, сложное, крутое веко, знать,

работает из миллиона рамок.

Весь – откровенность, весь – признанья медь,

и зоркий слух, не терпящий сурдинки.

На всех, готовых жить и умереть,

бегут, играя, хмурые морщинки.

Сжимая уголек, в котором все сошлось,

рукою жадною одно лишь сходство клича,

рукою хищною – ловить лишь сходства ось, –

я уголь искрошу, ища его обличья.

Я у него учусь – не для себя учась,

я у него учусь – к себе не знать пощады.

Несчастья скроют ли большого плана часть?

Я разыщу его в случайностях их чада…

Пусть недостоин я еще иметь друзей,

пусть не насыщен я и желчью, и слезами,

он все мне чудится в шинели, в картузе,

на чудной площади с счастливыми глазами.

Глазами Сталина раздвинута гора

и вдаль прищурилась равнина,

как море без морщин, как завтра из вчера –

до солнца борозды от плуга-исполина.

Он улыбается улыбкою жнеца

рукопожатий в разговоре,

который начался и длится без конца

на шестиклятвенном просторе.

И каждое гумно, и каждая копна

сильна, убориста, умна – добро живое –

чудо народное! Да будет жизнь крупна!

Ворочается счастье стержневое.

И шестикратно я в сознаньи берегу –

свидетель медленный труда, борьбы и жатвы –

его огромный путь – через тайгу

и ленинский октябрь – до выполненной клятвы.

Уходят вдаль людских голов бугры:

я уменьшаюсь там. Меня уж не заметят.

Но в книгах ласковых и в играх детворы

воскресну я сказать, как солнце светит.

Правдивей правды нет, чем искренность бойца.

Для чести и любви, для воздуха и стали

есть имя славное для сжатых губ чтеца.

Его мы слышали, и мы его застали.

Через несколько месяцев после появления этого стихотворения следует его арест. На этот раз Мандельштам получает 5 лет лагерей. По меркам того времени, когда расстрелы назначали по спискам, он получил «немного». Но заболевший к тому времени поэт в результате умер в пересыльной тюрьме.

Иосиф Бродский считал, что это самое гениальное стихотворение Мандельштама. И что убил его Сталин именно за эти стихи: слишком, мол, близко подошел поэт к пониманию вождя, и это стало опасно для самого вождя. Но в чем тут понимание и в чем опасность, Бродский растолковывать не стал.

ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 272 273
КНИГИ 638 091
СЕРИИ 24 167
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 600 266

Куда как страшно нам с тобой,

Товарищ большеротый мой!

Ох, как крошится наш табак,

Щелкунчик, дружок, дурак!

А мог бы жизнь просвистать скворцом,

Заесть ореховым пирогом,

Да видно нельзя никак…

Как бык шестикрылый и грозный,

Здесь людям является труд

И, кровью набухнув венозной,

Предзимние розы цветут…

Ты розу Гафиза колышешь

И нянчишь зверушек-детей,

Плечьми осьмигранными дышишь

Мужицких бычачьих церквей.

Окрашена охрою хриплой,

Ты вся далеко за горой,

А здесь лишь картинка налипла

Из чайного блюдца с водой.

Ты красок себе пожелала —

И выхватил лапой своей

Рисующий лев из пенала

С полдюжины карандашей.

Страна москательных пожаров

И мертвых гончарных равнин,

Ты рыжебородых сардаров

Терпела средь камней и глин.

Вдали якорей и трезубцев,

Где жухлый почил материк,

Ты видела всех жизнелюбцев,

Всех казнелюбивых владык.

И, крови моей не волнуя,

Как детский рисунок просты,

Здесь жены проходят, даруя

От львиной своей красоты.

Как люб мне язык твой зловещий,

Твои молодые гроба,

Где буквы — кузнечные клещи

И каждое слово — скоба…

26 окт. — 16 ноября 1930.

Ax, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,

Всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра.

И почему-то мне начало утро армянское сниться;

Думал — возьму посмотрю, как живет в Эривани синица,

Как нагибается булочник, с хлебом играющий в жмурки,

Из очага вынимает лавашные влажные шкурки…

Ах, Эривань, Эривань! Иль птица тебя рисовала,

Или раскрашивал лев, как дитя, из цветного пенала?

Ах, Эривань, Эривань! Не город — орешек каленый,

Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны.

Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран, замусолил,

Время свое заморозил и крови горячей не пролил.

Ах, Эривань, Эривань, ничего мне больше не надо,

Я не хочу твоего замороженного винограда!

21 окт. 1930.

Закутав рот, как влажную розу,

Держа в руках осьмигранные соты,

Все утро дней на окраине мира

Ты простояла, глотая слезы.

И отвернулась со стыдом и скорбью

От городов бородатых востока;

И вот лежишь на москательном ложе

И с тебя снимают посмертную маску.

25 окт. 1930.

Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,

В самую гущу его целлулоидных терний

Смело, до хруста, ее погрузи. Добудем розу без ножниц.

Но смотри, чтобы он не осыпался сразу —

Розовый мусор — муслин — лепесток соломоновый —

И для шербета негодный дичок, не дающий ни масла, ни запаха.

Орущих камней государство —

Хриплые горы к оружью зовущая —

К трубам серебряным Азии вечно летящая —

Солнца персидские деньги щедро раздаривающая —

Не развалины — нет, — но порубка могучего циркульного леса,

Якорные пни поваленных дубов звериного и басенного христианства,

Рулоны каменного сукна на капителях, как товар из языческой разграбленной лавки,

Виноградины с голубиное яйцо, завитки бараньих рогов

И нахохленные орлы с совиными крыльями, еще не оскверненные Византией.

Холодно розе в снегу:

На Севане снег в три аршина…

Вытащил горный рыбак расписные лазурные сани,

Сытых форелей усатые морды

Несут полицейскую службу

На известковом дне.

А в Эривани и в Эчмиадзине

Весь воздух выпила огромная гора,

Ее бы приманить какой-то окариной

Иль дудкой приручить, чтоб таял снег во рту.

Снега, снега, снега на рисовой бумаге,

Гора плывет к губам.

Мне холодно. Я рад…

О порфирные цокая граниты,

Спотыкается крестьянская лошадка,

Забираясь на лысый цоколь

Государственного звонкого камня.

А за нею с узелками сыра,

Еле дух переводя, бегут курдины,

Примирившие дьявола и Бога,

Каждому воздавши половину…

24/Х 1930. Тифлис.

Какая роскошь в нищенском селенье —

Волосяная музыка воды!

Что это? пряжа? звук? предупрежденье?

Чур-чур меня! Далеко ль до беды!

И в лабиринте влажного распева

Такая душная стрекочет мгла,

Как будто в гости водяная дева

К часовщику подземному пришла.

24 ноября 1930. Тифлис.

Я тебя никогда не увижу,

Близорукое армянское небо,

И уже не взгляну прищурясь

На дорожный шатер Арарата,

И уже никогда не раскрою

В библиотеке авторов гончарных

Прекрасной земли пустотелую книгу,

По которой учились первые люди.

Лазурь да глина, глина да лазурь,

Чего ж тебе еще? Скорей глаза сощурь,

Как близорукий шах над перстнем бирюзовым,

Над книгой звонких глин, над книжною землей,

Осип Эмильевич Мандельштам – поэт с нелёгкой судьбой. За прямоту и откровенность своих сочинений он не единожды подвергался гонениям и жизнь закончил в ссылке. Многомудрый Литрекон предлагает читателю анализ провокационного стихотворения «Мы живём, под собою не чуя страны» по плану. Именно за произведение, разбор которого представлен в настоящей статье, Осип Мандельштам был дважды репрессирован и сослан на Дальний Восток, откуда ему уже не суждено было вернуться.

История создания

Стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны» было написано Мандельштамом в ноябре 1933 года под впечатлением от страшных картин крымского голода, которым поэт оказался свидетелем. Одним из первых колкую эпиграмму на вождя услышал поэт Борис Пастернак, оценивший произведение как «акт самоубийства», а не поэтический факт. Пастернак порекомендовал больше никому не читать стихотворение, однако Мандельштам не внял его совету, читая опасное сочинение как друзьям, так и малознакомым людям. Такое отчаянное, бесстрашное поведение поэта действительно наталкивает на мысль, что это был скорее акт политический, нежели литературный.

Ответной реакции от властей долго ждать не пришлось – кто-то из слушателей донёс на поэта, и в 1934 году Мандельштам был арестован и сослан в Чердынь. Благодаря ходатайству друзей-литераторов наказание смягчили на поселение в Воронеже, однако уже в 1938 году делу дали новый ход и Мандельштама отправили этапом на Дальний Восток, где поэт совсем скоро скончался.

Жанр, направление, размер

В жанровом отношении стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны» можно отнести к политическим эпиграммам, поскольку оно в сатирической форме высмеивает фигуру правителя. Некоторые литературоведы также называют его палинодией («ода наоборот»).

Что касается литературного направления – исследователи творчества Мандельштама не пришли к единому мнению относительно того, к какому направлению можно причислить стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны». Однако сочинение безусловно содержит черты модернизма, переживающего свой расцвет в начале двадцатого столетия.

Размер стихотворения «Мы живём, под собою не чуя страны» – чередующийся четырёх- и трёхстопный анапест с парной рифмовкой. Простота рифмуемых слов призвана передать ту «банальность зла», которую поэт видит в руководителе страны.

Композиция

Композиционно стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны» членится на две строфы по восемь строк в каждой.

1.Первое четверостишие произведения описывает бедственное состояние людей, лишённых чувства Родины и права говорить то, что на самом деле думают. Тех же, кто решится хотя бы попытаться высказаться, тут же припугнут «кремлёвским горцем» — всесильным и не знающим пощады. Во втором четверостишии Мандельштам создаёт образ вождя, подчёркивая неприглядные, отталкивающие черты его натуры.
2.Вторая строфа начинается с представления подчинённых властителя – слабых и беспомощных, раболепных и жалких.
3.Последнее же четверостишие повествует о репрессивной природе указов вождя, давая отсылку к его преступному прошлому.

Образы и символы

Образы и символы в стихотворении «Мы живём, под собою не чуя страны» описаны в списке:

1.Центральным образом произведения, безусловно, является фигура верховного вождя – Иосифа Сталина. «Кремлёвский горец» рисуется поэтом существом примитивным, грубым, пугающим и жестоким, что выражается как во внешности правителя, так и в его манере правления.
2.Представлен в произведении и образ народа – онемевшего, напуганного, безвольного.
3.Возникающее в окончании стихотворения упоминание «малины» отсылает к преступному прошлому Сталина.
4.Подчинённые вождя являются в образе существ, почти утративших человеческие черты. Они, как марионетки, послушно исполняют любое желание правителя, штампующего указы, что подковы.

Тематика стихотворения «Мы живём, под собою не чуя страны» относится к вечным вопросам, которые не решены до сих пор:

Одна из главных тем стихотворения – тотальная несвобода и отсутствие права даже на разговор, лишённый страха и фикции. Высказаться честно, без увёрток и экивок, как то делает сам Мандельштам в своём стихотворении, – недоступная роскошь. Фигура всесильного правителя, который уничтожает на корню всё, что может как-то опорочить его власть, живёт в умах людей, держит их в покорном состоянии.
Звучит в произведении и тема раболепства, угодничества – окружение Сталина состоит из «тонкошеих вождей», которые не способны сказать и единого слова «против» своему повелителю.
Тема тотальной, беспрекословной власти, грубым жестом подминающей под себя всё живое, также ярко отражена в стихотворении.
Появляется в стихотворении и тема преступного прошлого вождя («Что ни казнь у него – то малина»).

Проблемы

Основная проблема стихотворения «Мы живём, под собою не чуя страны» – тирания нового режима. Поэт ставит вопрос, возможно ли высвобождение народа из-под гнёта тиранической власти? Стихотворение, которое по прямолинейному, даже несколько грубому характеру написания, являет собой скорее акт гражданского неповиновения, нежели чисто поэтическое событие, послужило толчком к очередному проявлению той беспощадной силы, которая в произведении обличается.

Не преувеличением будет сказать, что эти шестнадцать строчек разделили жизнь Мандельштама на «до» и «после». Высмеивать и обличать существующую власть, беспощадную к своим противникам, – поступок храбрый, пускай и отчаянный. Поэт несомненно внёс свою лепту в борьбу с жестокостью сталинского режима ценой собственной свободы.

Основная идея

Главная мысль произведения «Мы живём, под собою не чуя страны» заключается в невозможности честной жизни в плену у тоталитарного лидера.

В бесстрашных поэтических строках слышится призыв к освобождению, стремление донести до читателя понимание гнусной, преступной природы правителя и его режима. Таков смысл стихотворения «Мы живём, под собою не чуя страны». Перед глазами совершенно отчётливо вырисовывается грозный, ужасающий образ властителя, который своей грубой силой подавляет всё живое на своём пути.

Средства выразительности

Тропы в произведении «Мы живём, под собою не чуя страны» заслуживают отдельного упоминания:

1.Перефраза – Мандельштам не называет имени вождя напрямую, говоря вместо этого «кремлёвский горец», «осетин»;
2.Сравнения «пальцы, как черви», «слова, как пудовые гири», «как подкову, дарит за указом указ» позволяют понять, каким поэт представляет себе правителя;
3.Литота «полразговорца» (авторский неологизм) помогает прочувствовать то жалкое положение, в котором находится человек, живущий в тоталитарном государстве;
4.Гиперболы «усища», «голенища» в очередной раз подчёркивают грубую силу властителя;
5.Антитеза – противопоставление «тонкошеих вождей» «широкой груди» правителя указывает на исключительность его фигуры среди всей властной элиты общества;
6.Переиначенный фразеологизм «не в бровь, а в глаз» – «Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз»;
7.Олицетворение – «Тараканьи смеются усища»;
8.Жаргонизм – «малина» (воровской притон).

Читайте также: