Чтобы вызвать ветер женщины в поморских деревнях распускали волосы

Опубликовано: 17.09.2024

ПОКОН РОДА | Язычество | Древние славяне запись закреплена

ЗАКЛИНАНИЯ ВЕТРА В ЗАПАДНОМ ПОМОРЬЕ

Заклинания ветра (по народной терминологии — звать ветер, кричать ветер, свистать морянку) основывались на использовании элементов его акустического «языка», звукоподражаниях его «голосу» (свист, протяжный вой, мяуканье) и взывыаниях к ветрам с целью воздействия на их силу и направление.

Самым распространенным способом выкликания ветра был свист, имитирующий «голос» ветра и направленный навстречу ветру или в парус. Движения паруса визуализировали присутствие ветра. Мужчины и старики, управлявшие судами, заставляли женщин, молодых девушек и парней свистеть и протяжно выкрикивать: «Ветер, ветер, подувай, парусок надувай!», «Ветер, ветер, подуй!» или «Подуй, ветерок!» Девушки также скребли парус и жалобно, подражая вою ветра, звали: «Ветра, ветра, ветра…». Мужчины обращались к ветру как к мужскому существу, используя присущие полу и статусу обращения и интонационно-сигнальные фонемы «э», «эй»: «Эй, давай, тяни-ко!». Женщины при этом еще распускали волосы, перекидывая их на лицо: «“Девки, свистите, да, девки, волосы распустите, чтобы пóветерь пала…” Всяко ветра-то и маним» (повéтерь, пóветер, пóветерь — попутный ветер). С одной стороны, так женщины визуально становились похожими на демонологических существ, для которых были характерны длинные распущенные волосы, шерсть и приобретали ритуальный статус, при котором возможно общаться с ветром. С другой стороны, распущенные, развевающиеся волосы являлись символом присутствия ветра.

В д. Калгалакша и с. Гридино после свиста кричали «Заюшка, догоняй, догоняй!» или «Заюшку не догнать, не догнать, серому не догнать!», и тем самым символически имитировали состязание самого быстрого в беге животного — зайца — с попутным ветром. При этом в д. Калгалакша призывать ветер начинали, проходя мимо Могильного острова, на котором располагается старое кладбище. Место на острове, рядом с которым призывали ветер, называли акóл мятéй. Смысл этого названия не вполне ясен и может быть понят как «около мятей», то есть около приметного места. Возможно, что это выражение восходит к карельскому слову kalma — смерть, потустороння сила. Учитывая то, что в образе зайца нередко являлась нечистая сила, призывая «заюшку», калгалакшцы обращались к умершим предкам или духам, которые могли повлиять на ветер.

Подобные заклинания ветра, к которому обращались как к животному с белыми лапами (возможно, зайцу), записывал и А.А. Каменев: «В народе существует “призыв ветра”, совершающийся следующим образом: когда едут в карбасе в безветренную погоду, то кто-нибудь из находящихся в карбасе встает на ноги и начинает щипать (царапать) мачту, на которой находится парус, приговаривая: “Белька, белька, белолапко, белолапушко…” Другие же в это время свищут, тоже приговаривая: “Припади-ко, ветерка, у нас лодка не ходка. ”»

Женщины-поморки, пользуясь семейными неурядицами ветра, а также его повышенной сексуальной энергией, в целом присущей многим демонологическим персонажам, могли вызывать ветер, задрав подол сарафана и постучав себя по промежности.

В Западном Поморье фиксировались и другие магические словесные формулы заклинания ветра: от обращения к Богу — «Господи, дай ты моряночки!» — до измененных пушкинских строк: «Ветер могуч, гоняешь стаи туч, синё море волнуешь, гуляй на просторе!».

На успех морского перехода могли повлиять не только участники рыболовецкой артели, но и члены их семей, находившиеся на берегу. В качестве пожелания родным благополучия и защиты от дурных людей, в Поморье говорили: «Кóрщику (гребцу на корме) еретику в зубы, а моим-то деточкам пóветерь, по ветру-то грести легче». В течение всего срока сретúн — встречи промышленников с летнего морского лова, продолжавшегося с Иванова поста (29.08 ст.ст.) до Покрова (1.10 ст.ст.), на Поморском берегу Белого моря в конце XIX века совершались ритуалы под названием просить повéтерь и молить ветер. Они были направленны на обеспечение успешного возвращения рыбаков домой с помощью попутного ветра. Эти ритуалы удалось подробно описать этнографу и краеведу И.М. Дурову.

Ритуал молить ветер совершали пожилые женщины. Они выходили на берег моря, просили северный ветер не сердиться на возвращавшихся с мурманского промысла поморов. Женщины мыли котлы, а затем били поленом флюгер, чтобы он показывал поветерь. Н.И. Толстой, описывая обряды вызывания дождя в Полесье, отмечал, что сакральные акты битья (колочения) колодца в этих ритуалах связаны с представлением о взаимном сообщении земной и небесной влаги (земной колодезной воды и дождевой небесной воды). Воздействие на земную влагу посредством битья криницы, а также с помощью принесения жертвы отражалось на небесной влаге, в результате чего начинался дождь. По-видимому, в ритуалах битья флюгера в Поморье мы сталкиваемся с аналогичной формой воздействия на небесные ветра — битьем флюгера участницы ритуала заставляли его менять направление ветра на благоприятное. Отметим, что флюгеры были обязательным атрибутом поморских дворов. Этнограф и публицист С.П. Кораблев после посещения г. Онеги с восхищением описывал располагавшиеся на высоких шестах у домов бедных онежан красочные, разноцветные флюгеры, сделанные из птичьих перьев, расположенных опахалами.

В поморском ритуале просить повéтерь, который, как отмечала Т.А. Бернштам, был разновидностью ряжения и напоминал по структуре календарные святочные и рождественские обходы домов, участвовали дети и женщины (девушки). Мальчики днем ходили по домам, в которых ждали прихода промышленников с моря, и желали «попутного ветра судну». За это благопожелание их одаривали калачами, пряниками, орехами. Затем мальчишки залезали на колокольню и, если видели в дали паруса, выкрикивали специальные заклички — чабанье. Этот ритуал и выкрики были записаны И.М. Дуровым на Поморском берегу Белого моря:
Матушка лодейка,
Цяб–цяб–цяб–цябанит!
Цяб–цяб–цяб, цябары́ летят!
Наши матушки лодейки
Прицябáнили!
Вечером того же дня дома обходили женщины и девушки. Они вставали в простенок дома и, стараясь быть неузнанными, подобно нищим просили измененными голосами: «Подайте-ткось на повéтерь, хозяюшка!» Их одаривали, выставляя шаньги, булки, рыбу в специальное отверстие тулку — окошечко для милостыни.

К. Коничев приводит текст заклинания поветери или подгузейника (попутного ветра, дующего в спину) для мужей-промысловиков, который поморки напевали, стоя на берегу моря в бурю и ненастье. В этих заклинаниях поочередно выкликают имена ветров неблагоприятных направлений и просят их перестать дуть, угрожая битьем вицей (вицей называется крученый ствол молодого деревца, используемый для связки деталей деревянных судов). Потом выкрикивают названия ветров благоприятных румбов. Их призывают подуть и обещают за это угощение. Угощение кашей и блинами являлось формой ритуального жертвоприношения — кормления хозяев и духов стихий (мороза, воды, леса и др.), весьма распространенного в традициях народов Европейского Севера:
Всток да обедник,
Пора потянуть.
Запад да шалонник,
Пора перестать.
Встоку да обеднику
Каши наварю,
Блинов напеку;
Западу с шалонником
Спину оголю
Да вицей надеру.

В д. Поньгома ритуал заклинания ветра в середине ХХ века имел специфическую форму и назывался сига варить. Летом во время сенокоса женщины и находившиеся с ними дети втайне от всех вставали на руки вверх ногами (так оголялась нижняя часть их тел) и свистели, призывая ветер.

Если вызвать ветер было, как кажется, несложно, иногда достаточно было лишь посвистеть, то остановить или развернуть ветер в другую сторону не так-то просто. А.В. Богданова из д. Каностров (Калгалакша) отмечала: «Это в книгах писано, как Христос остановлял ветер-от, а мы ведь уж не боги». В Поморье часто говорят: «Кто на море не бывал, тот от желания Богу и не мáливался», «И родных, и знакомых, и богов — всех помянешь». Терпящим бедствие в бурю в море, как полагали в Поморье, могли помочь святые: Николай угодник, Варламий Керетский, Иоанн и Логгин Яренгские. В поморских легендах и преданиях рассказывается, как рыбаки спасались от смерти в разыгравшейся стихии или от морского чудовища благодаря чудесному святому помощнику, оказывавшемуся рядом в облике неизвестного члена промысловой артели: кормщика, мальчика-зуйка.

Для успокоения ветра мореплавателями предпринимались действия, противоположные тем, что использовались при его вызывании: прятанье волос под платок, переплетение кос женщинами. Чтобы не вызвать нежелательный ветер, запрещалось свистеть (как в море, так и на сельской улице). Во время морского перехода, чтобы шторм стих, в волны бросали монеты, принося, таким образом, жертву ветру и морскому царю.

Продолжением ритуала моления ветра на Поморском берегу было своеобразное магическое воздействие на попутный ветер, описанное И.М. Дуровым. Женщины шли на берег моря и по дороге припоминали определенное число (трижды по девять, сорок) плешивых в селе, произнося их имена и отмечая каждого крестом на лучинах. Плешивые головы в данном случае выступали знаком отсутствия ветра, символической оппозицией распущенным волосам. Произнеся имя последнего плешивого, на лучинах нарезали крест и бросали их на окраине села назад через плечо, замечая, в каком направлении они упадут. При этом протяжно выкрикивали заклинательный текст:
Всток да обедник,
Пора потянуть!
Запад да шалоник,
Пора покидать!
Тридевять плешей —
Все сосчитанныя,
Пересчитанныя;
Востокова плешь
Наперед пошла.
Встоку да обеднику
Каши наварю
И блинов напеку;
А западу-шалонику
Спину оголю.
У встока да обедника
Жена хороша,
А у запада-шелоника
Жена померла!
Лучины падали, указывая направление ветра или сторону, с которой следует ждать промышленников. Если лучины ложились неблагоприятно, женщины продолжали воздействовать на ветер. Они совершали магические действия, в которых использовался таракан. Насекомое сажали на щепку, пускали ее по воде и приговаривали: «Поди, таракан, на воду, подними, таракан, севера!». Магический ритуал успокоения ветра перечислением сорока плешивых известен жителям поморских сел и сегодня.

В етер в традиционном мировоззрении поморов является одной из персонифицируемых природных стихий. Народные представления о ветрах в культуре Поморья, связанных с ними приметах и поверьях, ритуалах и заклинаниях записывали этнографы, фольклористы, краеведы, путешественники, писатели и публицисты в XIX–XX веках.

В связи с доминирующим в хозяйственной деятельности Поморья морским промыслом (морское и прибрежное рыболовство, зверобойный промысел) в местной культуре сложилась система названий ветров и представлений о ветрах различных направлений (румбов). Ветры могли благоприятно или негативно влиять на ход промысла, способствовать удачному морскому переходу или привести к гибели промышленников в шторм.

Наименование ветров в Поморье чаще определяется их направлением и суточной активностью. Ветры определяют по сторонам света: север, летник (южный), запад, сток или всток (восточный), а также межник — юго-восточный ветер. Называют их и по времени, когда они чаще всего дуют. Северо-восточный ветер, дующий ночью, называют полуночник , юго-восточный, появляющийся в середине дня, — обедник.

Один и тот же ветер в зависимости от направления, в котором он дует — с суши на море и наоборот — могут называть по-разному. Так, северо-западный ветер, дующий со стороны моря, называют побережник или морянка, а если он дует с материка — горний . Отметим, что структурирование пространства на «гору» (материк) и море является одним из основных в формировании культурного ландшафта и пространственной символики Поморья.

Наименование юго-западного ветра — шелонник, шолонник — исследователи возводят к названию реки Шелонь в Новгородской области. Новгородцы, имевшие опыт озерного рыболовства, заселяя территорию Поморья в XIV–XVII веках, принесли с собой промысловые практики и специальную лексику. В том числе в Поморье закрепилось и название ветра, дувшего по отношению к Ладожскому озеру и озеру Ильмень с юго-запада, со стороны реки Шелонь.

С ориентацией по румбам ветров в Поморье были связаны и отдельные характеристики объектов культурного ландшафта. Так, поперечины, поставленные в память о погибших товарищах на крестах, в местной культуре служили маяками на побережье и около тоней — промысловых избушек. Сами кресты становились частью сакрального комплекса для поклонения «по обету», а перекладины — своеобразными компасами, так как устанавливались «от ночи на летник» (то есть, в соответствии с названиями ветров, — с севера на юг).

В культуре Поморья бытовало множество метеорологических примет и поверий, связанных с ветрами. Поморские приметы отмечали связь ветра и других погодных явлений: «После порывистого ветра жди дождя»; утверждали связь поведения животных и появления ветров: «В какую сторону коровы ложатся спиной, с той стороны жди ветра». Считалось, что ветры направлений от юго-западного до северных румбов (шелонник, побережник , запад и север ) хороши для лова трески; морянка (северный или северо-западный ветры в зависимости от точки побережья) поднимает шум на море, который привлекает семгу («сёмга идёт на шум»), но отпугивает сельдь («сельдь уходит вглубь»).

Этнографы XIX века — С. В. Максимов, П. С. Ефименко и Н. Н. Харузин, — описывали гадания о будущем урожае и улове по появлению или отсутствию ветра в определенные календарные даты. Тихие Святки без ветров и множество гудéчи (снега и инея) предвещали хлебородный год и обильные промыслы трески, сельди, наваги. Если в Крещение (6 января по ст. ст.) во время освящения воды в проруби (Иордани) подует горний ветер (ветер с материка), то это знаменует хлебородный год, а если ветер с моря — следует ожидать обильных морских промыслов.

А. А. Каменев, член общества изучения Русского Севера, корреспондент целого ряда изданий северных губерний, попавший на Поморский берег в ссылку, а по ее окончании оставшийся жить в Сумском Посаде, публиковал свои впечатления о культуре поморов. Исследователь отмечал веру местных жителей в божественное происхождение ветров: «Народ убежден, что ветры происходят от дыхания Божия и они есть — Дух Святой. Живут они на небе и повинуются своему Старшему — Богу».

Известный этнограф и публицист 1860-х годов, автор «Очерка нравоописательной этнографии г. Онеги Архангельской губернии с собранием онежских песен и реестром слов, отличающих тамошнее наречие», С. П. Кораблев записывал в Поморье предания о наказании путешествующих по морю сильными встречными ветрами ( противнем ) и бурями за непочтительное отношение к местным святыням. Чаще всего такими знаковыми местами являлись Онежский Крестный монастырь, основанный патриархом Никоном в 1656 году, и установленный им же Кийский поклонный крест на Кий-острове в Онежской губе. Богомольцы-паломники, направлявшиеся из Онеги на Соловки, должны были обязательно отслужить в монастыре молебен.

В мифологических представлениях поморов ветры наделялись именами и признаками пола. В основном, как и в других севернорусских традициях, это были мужские персонажи: например, северный ветер называли «ветер Мойсий» или «Ветер Лука». Кроме того, ветры, как полагали поморы, имели жен, и часто их семейные взаимоотношения определяли индивидуальные свойства «характера» ветра. Он мог быть добрым, безвредным или злым, своенравным, опасным. Например, в д. Поньгома считали, что «ветер шалонник — самый горячий, самый сильный; у него жена красавица, вот он ревнует, горячится, как нету, а потом на ночь она приходит, он стихает ». В д. Калгалакша добавляли: « Ветер шалонник — нá мори разбойник» . Жители Зимнего берега Белого моря, по записанным Р. С. Липец сведениям, объясняли «характер» ветров тем, что у западного ветра жена-красавица, а у шелонника — некрасивая супруга: « У запада жена красива, вот он всегда к вечеру стихает, уходит к ней спать, у шелонника жена крива, так он уходит от нее ночью (больше ночью тянет) ».

Ветры воспринимались поморами как демонологические существа, и с ними связывались представления о негативном воздействии на людей. Так, неожиданное появление сильного ветра в Поморье иногда объясняли магическими действиями колдунов, обладавших способностями управлять природными явлениями и стихиями — дождем, градом, ветром. Как и в других районах России, в поморских селах верили в то, что при помощи ветра можно наслать порчу. В лечебных заговорах, записанных в с. Гридино, знахарка перечисляет грыжи, которые могли прийти к человеку с ветрами различных направлений: « Не грызи, грыжа, сточна, не грызи, обеднична, летня, шелоннична, западна, побережна… ».

Представление о ветре как о демоническом существе отразилось в поморской промысловой магии: ритуалах вызывания попутного ветра и заклинания ветра во время шторма в ходе морского или прибрежного промысла, а также воздействия на ветры родственников промышленников. Надо отметить, что заклинание ветра характерно не только для Поморья. Так, в Северо-Западных областях России ветер закликали те, кто жег деревья — на подсеке — готовя новое поле для посева.

Заклинания ветра (по народной терминологии — звать ветер, кричать ветер, свистать морянку ) основывались на использовании элементов его акустического «языка», звукоподражаниях его «голосу» (свист, протяжный вой, мяуканье) и взывыаниях к ветрам с целью воздействия на их силу и направление.

Самым распространенным способом выкликания ветра был свист, имитирующий «голос» ветра и направленный навстречу ветру или в парус. Движения паруса визуализировали присутствие ветра. Мужчины и старики, управлявшие судами, заставляли женщин, молодых девушек и парней свистеть и протяжно выкрикивать: « Ветер, ветер, подувай, парусок надувай!», «Ветер, ветер, подуй! » или « Подуй, ветерок! » Девушки также скребли парус и жалобно, подражая вою ветра, звали: « Ветра, ветра, ветра… ». Мужчины обращались к ветру как к мужскому существу, используя присущие полу и статусу обращения и интонационно-сигнальные фонемы «э», «эй»: « Эй, давай, тяни-ко! ». Женщины при этом еще распускали волосы, перекидывая их на лицо: « „Девки, свистите, да, девки, волосы распустите, чтобы пóветерь пала…“ Всяко ветра-то и маним » (повéтерь, пóветер, пóветерь — попутный ветер). С одной стороны, так женщины визуально становились похожими на демонологических существ, для которых были характерны длинные распущенные волосы, шерсть и приобретали ритуальный статус, при котором возможно общаться с ветром. С другой стороны, распущенные, развевающиеся волосы являлись символом присутствия ветра.

В д. Калгалакша и с. Гридино после свиста кричали « Заюшка, догоняй, догоняй! » или « Заюшку не догнать, не догнать, серому не догнать! », и тем самым символически имитировали состязание самого быстрого в беге животного — зайца — с попутным ветром. При этом в д. Калгалакша призывать ветер начинали, проходя мимо Могильного острова, на котором располагается старое кладбище. Место на острове, рядом с которым призывали ветер, называли акóл мятéй. Смысл этого названия не вполне ясен и может быть понят как «около мятей», то есть около приметного места. Возможно, что это выражение восходит к карельскому слову kalma — смерть, потустороння сила. Учитывая то, что в образе зайца нередко являлась нечистая сила, призывая «заюшку», калгалакшцы обращались к умершим предкам или духам, которые могли повлиять на ветер.

Подобные заклинания ветра, к которому обращались как к животному с белыми лапами (возможно, зайцу), записывал и А. А. Каменев: «В народе существует «призыв ветра», совершающийся следующим образом: когда едут в карбасе в безветренную погоду, то кто-нибудь из находящихся в карбасе встает на ноги и начинает щипать (царапать) мачту, на которой находится парус, приговаривая: «Белька, белька, белолапко, белолапушко…» Другие же в это время свищут, тоже приговаривая: «Припади-ко, ветерка, у нас лодка не ходка. ”»

В Западном Поморье фиксировались и другие магические словесные формулы заклинания ветра: от обращения к Богу — « Господи, дай ты моряночки! » — до измененных пушкинских строк: « Ветер могуч, гоняешь стаи туч, синё море волнуешь, гуляй на просторе! ».

На успех морского перехода могли повлиять не только участники рыболовецкой артели, но и члены их семей, находившиеся на берегу. В качестве пожелания родным благополучия и защиты от дурных людей, в Поморье говорили: « Кóрщику (гребцу на корме) еретику в зубы, а моим-то деточкам пóветерь, по ветру-то грести легче ». В течение всего срока сретúн — встречи промышленников с летнего морского лова, продолжавшегося с Иванова поста (29.08 ст. ст.) до Покрова (1.10 ст. ст.), на Поморском берегу Белого моря в конце XIX века совершались ритуалы под названием просить повéтерь и молить ветер . Они были направленны на обеспечение успешного возвращения рыбаков домой с помощью попутного ветра. Эти ритуалы удалось подробно описать этнографу и краеведу И. М. Дурову.

Ритуал молить ветер совершали пожилые женщины. Они выходили на берег моря, просили северный ветер не сердиться на возвращавшихся с мурманского промысла поморов. Женщины мыли котлы, а затем били поленом флюгер, чтобы он показывал поветер ь. Н. И. Толстой, описывая обряды вызывания дождя в Полесье, отмечал, что сакральные акты битья (колочения) колодца в этих ритуалах связаны с представлением о взаимном сообщении земной и небесной влаги (земной колодезной воды и дождевой небесной воды). Воздействие на земную влагу посредством битья криницы, а также с помощью принесения жертвы отражалось на небесной влаге, в результате чего начинался дождь. По-видимому, в ритуалах битья флюгера в Поморье мы сталкиваемся с аналогичной формой воздействия на небесные ветра — битьем флюгера участницы ритуала заставляли его менять направление ветра на благоприятное. Отметим, что флюгеры были обязательным атрибутом поморских дворов. Этнограф и публицист С. П. Кораблев после посещения г. Онеги с восхищением описывал располагавшиеся на высоких шестах у домов бедных онежан красочные, разноцветные флюгеры, сделанные из птичьих перьев, расположенных опахалами.

Цяб–цяб–цяб, цябары́ летят!

Наши матушки лодейки

Вечером того же дня дома обходили женщины и девушки. Они вставали в простенок дома и, стараясь быть неузнанными, подобно нищим просили измененными голосами: « Подайте-ткось на повéтерь, хозяюшка! » Их одаривали, выставляя шаньги, булки, рыбу в специальное отверстие тулку — окошечко для милостыни.

Всток да обедник,

Запад да шалонник,

Встоку да обеднику

Западу с шалонником

Да вицей надеру.

В д. Поньгома ритуал заклинания ветра в середине ХХ века имел специфическую форму и назывался сига варить . Летом во время сенокоса женщины и находившиеся с ними дети втайне от всех вставали на руки вверх ногами (так оголялась нижняя часть их тел) и свистели, призывая ветер.

Если вызвать ветер было, как кажется, несложно, иногда достаточно было лишь посвистеть, то остановить или развернуть ветер в другую сторону не так-то просто. А. В. Богданова из д. Каностров (Калгалакша) отмечала: « Это в книгах писано, как Христос остановлял ветер-от, а мы ведь уж не боги» . В Поморье часто говорят: « Кто на море не бывал, тот от желания Богу и не мáливался», «И родных, и знакомых, и богов — всех помянешь ». Терпящим бедствие в бурю в море, как полагали в Поморье, могли помочь святые: Николай угодник, Варламий Керетский, Иоанн и Логгин Яренгские. В поморских легендах и преданиях рассказывается, как рыбаки спасались от смерти в разыгравшейся стихии или от морского чудовища благодаря чудесному святому помощнику, оказывавшемуся рядом в облике неизвестного члена промысловой артели: кормщика, мальчика-зуйка.

Всток да обедник, Встоку да обеднику

Пора потянуть! Каши наварю

Запад да шалоник, И блинов напеку;

Пора покидать! А западу-шалонику

Тридевять плешей — Спину оголю.

Все сосчитанныя, У встока да обедника

Пересчитанныя; Жена хороша,

Востокова плешь А у запада-шелоника

Наперед пошла. Жена померла!

Лучины падали, указывая направление ветра или сторону, с которой следует ждать промышленников. Если лучины ложились неблагоприятно, женщины продолжали воздействовать на ветер. Они совершали магические действия, в которых использовался таракан. Насекомое сажали на щепку, пускали ее по воде и приговаривали: « Поди, таракан, на воду, подними, таракан, севера! ». Магический ритуал успокоения ветра перечислением сорока плешивых известен жителям поморских сел и сегодня.

Интонационно-ритмические формулы заклинаний ветра в Западном Поморье разнообразны. Заклинания могли ритмически равномерно скандироваться без напева или же интонироваться нараспев на одной высоте с повышениями тона на акцентируемых слогах слов и понижениями голоса в заключительной части словесного периода. Ряд напевов, на которые исполнялись тексты заклинаний ветра, интонационно близки детским закличкам дождя, радуги, насекомых, лесным вокальным сигналам-выкрикам и сигналам подманивания домашних животных, как в местной традиции, так и шире — в целом ряде северо-западных традиций. Как правило, это краткие формульные напевы-возгласы, опирающиеся на ангемитонные или диатонические 3–5-ступенные звукоряды.

Таким образом, на уровне звукового «языка» коммуникации ветер включается поморами в группу природных объектов, явлений природы, стихий и животных, для общения с которыми в традиции предусмотрены определенные интонационно-ритмические модели. Так, заклинание « Ветер, ветер, подувай! », записанное в д. Калгалакша, по интонационно-ритмическому строю обнаруживает близость детской закличке « Радуга-дуга ». Напев заклинания ветра « Заюшка, догоняй! » из села Гридино и д. Калгалакша в интонационно-ритмическом плане имеет близкий аналог в местных вокальных сигналах подзывания овец и кур (напомним, что ветер могли звать «белька» — так же, как называют овец).

В продолжение темы чтобы увидеть ссылку нужно авторизоваться или зарегистрироваться

Скульптуры Ждущей нет в моряцком граде.
Но ждущих много там среди живых,
Укутанных в платки, уставших за день,
Издерганных, заждавшихся, родных.

Эти стихи мурманский поэт чтобы увидеть ссылку нужно авторизоваться или зарегистрироваться написал о поморках, жительницах северных побережий европейской части России, когда в городе ещё не было памятника «Ждущей». Это их доля из поколения в поколение – ждать. Десять, двадцать, пятьдесят лет. Всю жизнь ждать с моря отца, брата, мужа, сына. В поморских селениях на прибрежных морских косогорах веками стояли и до сих пор кое-где стоят приземистые деревянные скамеечки – ждушки. На них часто и подолгу сидели поморки в ожидании своих мореходов, добытчиков, кормильцев.

Памятник «Ждущая», г. Мурманск

Поморских женщин никогда не называли «бабами», это слово считалось оскорбительным. «Жонки», «большухи» (то есть наибольшие, главные) всегда трудились наравне с мужчинами. И испокон веку провожали своих мужей в море на промысел, а проводив, снова ждали. Ожидание постепенно вошло в привычку поморских женщин.

Поморская семья — явление особое.. и роль женщины в ней тоже отличается от обычных семей.

Традиционная поморская семья была основой социального устройства на российском севере на протяжении столетий. Главные ее отличительные особенности от традиционной русской семьи заключались в полном равноправии между поморскими мужчинами и женщинами, отлаженной системе воспитания детей (включая обязательное обучение грамоте) и в высоком уровне морали. Равенство мужчин и женщин в Поморье было обусловлено тем обстоятельством, что поморские мужчины столетиями ежегодно уходили на промыслы, оставляя домашнее хозяйство на своих жен. Поморские «жонки», подолгу заменявшие хозяев, назывались «большухами», и им беспрекословно подчинялись все члены больших поморских семей.

Именно эти уверенные в себе, умные и грамотные северные женщины, были примером независимого поведения для подрастающих поморов.

Роль женщины-матери в семье у поморов несколько иная, более значимая, чем у женщин Центральной России. Женщины и девушка Беломорья в решении хозяйственных и бытовых дел были самостоятельнее, чем женщины в других районах дореволюционной России.

Они много помогали мужьям в подготовке к опасному труду на море, а в периоды длительных отлучек мужчин на промыслы – на Мурманскую страду, на Кедовский путь, в плавания в Норвегию – они оставались правительницами всего хозяйства и главой семьи. Поморки знали, испытали, «что хозяйкой дом держится». Хозяин – он добытчик на всю семью, не легок его труд, а в повседневных хозяйственных и семейных делах он полагался на хозяйку.

Девушки-невесты уже с малолетства усваивают, что «без хозяйки, дом – сирота», а, подрастая, убеждаются, что «без семьи у мужика не жизнь, а одно баловство». К тому же неизбежный в условиях Беломорья распорядок труда и быта, еще более суровый, чем у крестьянок северных междуречий, приучал её к самостоятельности, а многие виды работ, подчас наравне с мужчиной к значительной независимости. Помор на море хозяин, ему не перечь, а поморка во дому, в детях на равных, а иной раз она над ним верх берет, больше эти дела знает, слова каждого, мужа и жены — слово хозяйское.
Она в дому «большуха», так у нас хозяйка зовется..)) Самостоятельность поморок была обусловлена особенностями трудового ритма поморской семьи. Муж и старшие сыновья ежегодно уходят на промысел. С мая по сентябрь на 5 месяцев, а если придется остаться на зимовку, то и на полтора года. Вернулись с промысла мужчины – наступает для них считающееся «праздным время», когда нужно безотлагательно уладить накопившиеся за время плавания дела: распределить часть добычи между участниками промыслового похода, выделить долю поморским старикам, вдовам и сиротам, заплатить налоги, предложить часть добычи для продажи, выяснить, как прошел промысел в других артелях, подготовить судно к зимней консервации и ремонту и так далее. При таком трудовом ритме надеяться на помощь мужа-промышленника значительную часть года поморке не приходилось.

Она вынуждена была брать на себя всю полноту ответственности за ведение хозяйства и воспитание младших детей в его отсутствие.

В ее обязанности с начала мая по сентябрь-октябрь входило: вспахать поле (муж уходит в плавание, когда земля еще не оттаяла), посадить рожь, вскопать огород, заготовить сено для лошади или коровы, вырастить, сохранить и убрать урожай, запасти на зиму ягод и грибов на всю семью, приготовить запас веников для бани, лучины на зиму, лекарственных трав, обиходить дом, детей, престарелых родителей и домашних животных. Перед уходом мужа на промысел обеспечить его одеждой и продуктами, собрать все необходимое.

Кроме того, на ней лежали типично «женские» обязанности по обработке пряжи, воспитанию малолетних детей, уходу за престарелыми родителями. Вернувшийся из многомесячного плавания муж продолжал находиться в плену своих «мужских», промысловых забот. Нужно было отремонтировать каркас, подготовить снасти. Пройдет 3-4 месяца, и помор уходит на зверобойку в северо-западную часть Белого моря. Опять «большуха» на месяц остается на хозяйстве старшей.

А после мартовской зверобойки не за горами и май, когда снова ждет мужчину океанская страда. Само понятие «большуха» очень емкое. Это как показатель особого социального статуса женщины. «Большуха» независимо от возраста женщины значит «главная, уполномоченная, ответственная». Именно к «большухе» в отсутствие мужа должен обратиться чиновник, купец, староста, священник, так как она реально принимает решение за всю семью. Купить, продать, заказать, изготовить, оплатить – все это в ее компетенции.

Как бы сейчас сказали, она распорядитель кредита, хранитель семейного очага, ревнитель семейных морально-этнических норм. Мужа месяцами не бывает дома, значит, нужно вести себя в его отсутствии так, чтобы не возникало никаких кривотолков и поводов для подозрения в супружеской неверности. Вот почему выезжая в город – женщины вместе с «большухами» собираются, в лавку к купцу заходят по несколько человек, в гости в соседнюю деревню планируют съездить к родным – обязательно с кем-то из домашних.

Даже сейчас этот отголосок существует, когда бабушки-поморки приглашают «товарок» вместе пройти до магазина или почты, «чтобы скучно не было». Мы воспринимаем такое поведение как желание пообщаться, поговорить друг с другом, узнать новости. Но ведь на самом деле это воспитанный многими поколениями негласный запрет появляться одной в тех местах, где могут быть посторонние мужчины. (с)

ПОКОН РОДА | Язычество | Древние славяне запись закреплена

ЗАКЛИНАНИЯ ВЕТРА В ЗАПАДНОМ ПОМОРЬЕ

Поморская семья

Оглавление

Роль женщин в поморской семье. 5

Об уважении в семье. 8

Поморское воспитание. 9

Распределение обязанностей в поморской семье. 11

Труд в семье. 15

Список литературы.. 18

Введение

Беломорье - раздольный, но суровый край. Трудно определить границы Беломорья и содержание этого понятия. Это и Белое море, и его жизнь, и его берега, и человек, заселивший их, и труд его, и быт, и радость творчества. И на всём - глубокий отпечаток того же моря, с которым были связаны и жизнь, и труд, и радость, а часто и смерть помора. Во всём неповторимое своеобразие Севера.[[1]]

Во все времена поморскую семью отличали высокая нравственность, уважительные отношения между родителями и детьми, стремление научить своих чад грамоте, воспитать в них способность к независимым суждениям. Очевидно, поэтому поморская земля на протяжении столетий рождала свободомыслящих, крепких духом, неустрашимых людей, способных сохранять свои личностные качества в любых жизненных обстоятельствах.

Равенство мужчин и женщин в Поморье было обусловлено тем обстоятельством, что поморские мужчины столетиями ежегодно уходили на промыслы, оставляя домашнее хозяйство на своих жен. Поморские «жонки», подолгу заменявшие хозяев, называлась «большухами», и им беспрекословно подчинялись все члены больших поморских семей. Именно эти уверенные в себе, умные и грамотные северные женщины, были примером независимого поведения для подрастающих поморов.[[2]]

Цель данной работы: сделать литературный обзор по теме «Поморская семья», охарактеризовать внутрисемейный отношения между родственниками в поморской семье, описать быт: хозяйство, обязанности и права в семье, особенности характера воспитания в поморской семье в отличии от семей центральной России .

Роль женщин в поморской семье

Поморская семья – явление особенное. Роль женщины-матери в семье у поморов несколько иная, более значимая, чем у женщин Центральной России. Женщины и девушка Беломорья в решении хозяйственных и бытовых дел были самостоятельнее, чем женщины в других районах дореволюционной России. Они много помогали мужьям в подготовке к опасному труду на море, а в периоды длительных отлучек мужчин на промыслы – на Мурманскую страду, на Кедовский путь, в плавания в Норвегию – они оставались правительницами всего хозяйства и главой семьи. Поморки знали, испытали, «что хозяйкой дом держится». Хозяин – он добытчик на всю семью, не легок его труд, а в повседневных хозяйственных и семейных делах он полагался на хозяйку. Девушки-невесты уже с малолетства усваивают, что «без хозяйки - дом сирота», а, подрастая, убеждаются, что «без семьи у мужика не жизнь, а одно баловство». К тому же неизбежный в условиях Беломорья распорядок труда и быта, еще более суровый, чем у крестьянок северных междуречий, приучал ее к самостоятельности, а многие виды работ, подчас наравне с мужчиной, - к значительной независимости.

«Помор на море хозяин, ему не перечь, а поморка во дому в детях на равных, а иной раз она над верх берет, больше эти дела знает, слова каждого, мужа и жены, - слово хозяйское. Она в дому большуха, так у нас хозяйка зовется»[[3]]

Самостоятельность поморок была обусловлена особенностями трудового ритма поморской семьи. Муж и старшие сыновья ежегодно уходят на промысел. С мая по сентябрь на 5 месяцев, а если придется остаться на зимовку, то и на полтора года. Вернулись с промысла мужчины – наступает для них считающееся «праздным время», когда нужно безотлагательно уладить накопившиеся за время плавания дела: распределить часть добычи между участниками промыслового похода, выделить долю поморским старикам, вдовам и сиротам, заплатить налоги, предложить часть добычи для продажи, выяснить, как прошел промысел в других артелях, подготовить судно к зимней консервации и ремонту и т.д.

При таком трудовом ритме надеяться на помощь мужа-промышленника значительную часть года поморке не приходилось. Она вынуждена была брать на себя всю полноту ответственности за ведение хозяйства и воспитание младших детей в его отсутствии. В ее обязанности с начала мая по сентябрь-октябрь входило: вспахать поле (муж уходит в плавание, когда земля еще не оттаяла), посадить рожь, вскопать огород, заготовить сено для лошади или коровы, вырастить, сохранить и убрать урожай, запасти на зиму ягод и грибов на всю семью, приготовить запас веников для бани, лучины на зиму, лекарственных трав, обиходить дом, детей, престарелых родителей и домашних животных. Перед уходом мужа на промысел обеспечить его одеждой и продуктами, собрать все необходимое.

Кроме того, на ней лежали типично «женские» обязанности по обработке пряжи, воспитанию малолетних детей, уходу за престарелыми родителями.[4]

Вернувшийся из многомесячного плавания муж продолжая находиться в плену своих «мужских», промысловых забот. Нужно было отремонтировать каркас, подготовить снасти. Пройдет 3-4 месяца, и помор уходит на зверобойку в северо-западную часть Белого моря.

Опять «большуха» на месяц остается на хозяйстве старшей. А после мартовской зверобойки не за горами и май, когда снова ждет мужчину океанская страда.

Само понятие «большуха» очень емкое. Это как показатель особого социального статуса женщины. «Большуха» независимо от возраста женщины значит «главная, уполномоченная, ответственная». Именно к «большухе»в отсутствие мужа должен обратиться чиновник, купец, староста, священник, так как она реально принимает решение за всю семью. Купить, продать, заказать, изготовить, оплатить – все это в ее компетенции. Как бы сейчас сказали, она распорядитель кредита, хранитель семейного очага, ревнитель семейных морально-этнических норм.

Мужа месяцами не бывает дома, значит, нужно вести себя в его отсутствии так, чтобы не возникало никаких кривотолков и поводов для подозрения в супружеской неверности. Вот почему выезд в город – женщины вместе с «большухами» собираются, в лавку к купцу заходят по несколько человек, в гости в соседнюю деревню планируют съездить к родным – обязательно с кем-то из домашних. Даже сейчас этот отголосок существует, когда бабушки-поморки приглашают «товарок» вместе пройти до магазина или почты, «чтобы скучно не было». Мы воспринимаем такое поведение как желание пообщаться, поговорить с друг с другом, узнать новости. Но ведь на самом деле это воспитанный многими поколениями негласный запрет появляться одной в тех местах, где могут быть посторонние мужчины.[[5]]

Об уважении в семье

«Поморская семья – своеобразный мир, отличала его взаимная уважительность всех ее членов. Раньше Дашек да Палашек здесь не встретишь, малыши Дарьюшки да Полюшки, девушки Дашеньки да Пелагеюшки, а вышли замуж – уже и по батюшке величают»[[6]]. Отца величали батюшкой, мать – мамушкой, а крестную – матушкой. У всех членов семьи был ярко выражен общий семейный интерес к делу. Работаем на строительстве дома, судна, на промысле – все семьей. До тех пор пока не разлетались из гнезда дочери и сыновья, всем заправляли отец и мать на равных. Только мать не касалась корабельных дел. Все подчинялись отцу-матери без прекословия, уважительно относились ко всем старшим родичам, особенно к крестным.

Поморское воспитание

Мальчики с детства видели, что женщина справляется с обязанностями главы семейства наравне с мужчинами, что ее уважают и слушаются все родственники. Поэтому, становясь мужчинами, молодые поморы относились к своим собственным женам с уважением. Девочки также понимали, что от женщины зависит очень многое, и молодые поморки вели себя с большим достоинством. В поморской среде даже не употреблялось русское слово «баба», которое считалось унизительным. Женщин поморы называли и называют «жонками».

Матерные слова среди поморов были запрещены, и даже на дальних промыслах, в чисто мужской компании матерная брань считалась большим оскорблением для общества. Материться среди детей или женщин мог позволить себе только сумасшедший.

Воровство среди поморов полностью отсутствовало, и совсем еще недавно дома в Поморье не закрывались на замок. Хозяину достаточно было приставить к дверям палку, которая означала, что посторонним вход воспрещен.

Все эти особенности поведения воспитывались с детства, в семьях, а традиции общественного устройства в Поморье передавались из поколения в поколение.

Морская деятельность рано вызвала к жизни потребности в грамотных людях, а постоянные контакты поморов с официальными представителями власти и с иностранцами способствовали развитию грамотности среди значительной части мужского и даже женского населения, наблюдавшейся в XVIII веке.

Повсеместно в Поморье было распространено «почитание книжное», которому детей начинали учить с наступлением отрочества - пятилетнего возраста. В поморском народном календаре для начала обучения грамоте даже была выделена особая дата - Наумов день (14 декабря), когда пятилетнему ребенку родители впервые давали азбуку. По достижении юношеского возраста многие молодые поморы отправлялись на двух - трехлетнее обучение в местные старообрядческие скиты. Все эти особенности воспитания детей возникли не случайно и не за одно столетие. Увы, российским исследователям всегда не хватало знаний о поморах, об истории Поморья и о поморской культуре.[[7]]

Среди ярких представителей поморского народа особо выделяется фигура ученого Михайлы Ломоносова, появление которой нередко истолковывают, как неоспоримое доказательство того, что гений может возникнуть в любом климате, в самой неподходящей для развития личности социальной среде.

Но феномен Ломоносова нельзя понять, не имея представления о его родине, о поморской социальной среде, об особенностях поморской культуры, которые в совокупности были абсолютно не похожи на феодально-крепостнические социальные отношения в России того времени.[[8]]

Таким образом, основой воспитания детей в поморской среде были традиционные социальные и культурные условия, которые формировали и поморскую семью, и поморский национальный характер.

Читайте также: