Как называется прическа маяковского
Опубликовано: 04.05.2024
Подписаться
В Музее театрального искусства открывается выставка «Маяковский от-кутюр: искусство одеваться», куда привезли личные вещи поэта — разноцветные галстуки, желтые бадлоны, лаковые ботинки и костюм «советского денди», которые во многом определили стиль 1920-х годов и сегодняшних хипстеров. Некоторая одежда будет показана широкой публике впервые — ее для проекта привез в Петербург Государственный музей В.В. Маяковского. Мы собрали ценнейшие экспонаты фэшн-вернисажа и рассказываем, почему поэт — самый модный герой своего (и нашего) времени.
В.В. Маяковский, Москва, 1912 год
1910-1915 годы. Футуристический период
Выставка делится на несколько хронологических разделов: первый показывает Маяковского как студента Училища живописи, ваяния и зодчества. Его семья тогда жила очень бедно — у Владимира было лишь несколько потрепанных сатиновых блуз, которые он всячески приспосабливал к стилю богемы. В ход шли разноцветные ленты, крупные банты и кашне из черных и желтых квадратов — за счет этих деталей Маяковский каждый раз обыгрывал образ со старой одеждой. «Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук», — писал он в автобиографическом очерке «Я сам».
Н. Петрова (Н.П. Ходасевич-Леже), В.В. Маяковский в 1910 году, картина 1953 года
В.В. Маяковский, Москва, 1910 год
Стиль начинающего поэта из «низов», который пытался затесаться в элиту, так или иначе бросался в глаза. Исследователь футуризма Бенедикт Лившиц писал, что Маяковский одевался не по сезону легко — в черную пелерину с львиной застежкой и широкополую шляпу, надвинутую на брови, и напоминал в таком виде «члена сицилийской мафии, игрою случая заброшенного на Петроградскую сторону».
После знакомства с Велимиром Хлебниковым, Василием Каменским, Давидом Бурлюком и Алексеем Крученых гардероб Маяковского пополнился модными и интеллигентными вещами — например, розовым муаровым смокингом с черными атласными отворотами, красным бархатным жилетом и блестящим пиджаком, из кармана которого выглядывала большая желтая визитка с надписью «Владимир Маяковский» (желтый был любимым цветом поэта).
В.В. Маяковский, Казань, 1914 год
В.Д. Бурлюк. Портрет В.В. Маяковского. Иллюстрация в книге В.В. Маяковского «Владимир Маяковский: Трагедия в двух действиях, с прологом и эпилогом», 1914 год
Маяковский усвоил одно важное правило: одежда — действенный участник его выступлений. Поэтому он научился радикально менять свой имидж и в зависимости от ситуации прикидываться франтом, интеллигентом и простаком. Для первого, например, поэт брал напрокат смокинг, цилиндр и трость в дешевом магазине на Сретенском переулке. Пианистка Ида Хвасс, к которой Маяковский часто заходил в гости для литературных диспутов вспоминала: «До сих пор он был одет более чем скромно. После поездки в Казань, кажется, в 1913 году, где он читал доклад о футуризме и заработал порядочно денег, костюм Маяковского стал другим. Как-то прихожу домой — является в новехоньком английском пальто, лайковых перчатках и цилиндре. Раньше я видела цилиндры только на витринах и сцене, а тут в нашей скромной передней, рядом с измятыми студенческими фуражками и потрепанными фетрами художников».
Кинопроба к фильму «Не для денег родившийся»: В.В. Маяковский в роли Ивана Нова, Москва, 1918 год
1915–1922 годы. Влияние Лили Брик
В 1915 году Маяковский влюбился в Лилю Брик. Она повлияла не только на творчество поэта, но и на его внешний вид: по настоянию «Лилички» «Щен» (именно так называла Брик Маяковского) вставил новые зубы, накупил перстней и стал сниматься в кино. Фильмы «Барышня и хулиган» и «Не для денег родившийся» дают редкую возможность увидеть, как ходил, говорил, жестикулировал и носил одежду Владимир Владимирович. Причем для ролей он придумывал костюмы самостоятельно, а потом просил мать и сестер перешить его старую вещи по новым лекалам.
В.В. Маяковский, Берлин, 1922 год
В 1921-22 годах Лиля Брик начала путешествовать по Европе и присылать оттуда посылки с продуктами и новомодной одеждой. Позже обученный западными примерами Маяковский стал ездить в Берлин за костюмами сам и обязательно привозил из вояжа шляпы — широкополые с четкими архитектурными линиями. Образы поэта также неизменно включали драгоценные булавки, продетые в ворот рубашки, и ремешки из кожи, на которые крепились карманные часы. Их Маяковский купил сразу, как только начал хорошо зарабатывать, а после писал: «Человек — только с часами. Часы только Мозера. Мозер только у ГУМа».
В.В. Маяковский в редакции газеты «Известия», Москва, 1923 год
1920-1930 годы. Борьба с «серостью коммуновых лавок»
Помимо часов из ГУМа Маяковский рекламировал в стихах галоши «Резинотреста», продукцию «Москвошвея» и магазин «Моссукно» — каждый раз после выхода сборника фанаты стиля В.В. штурмовали эти фэшн-отделы. Таким способом поэт боролся с «серостью коммуновых лавок», в которых невозможно было найти красивую одежду нужных размеров. При этом буржуазные дорогие вещи считались признаком «нэпманского щегольства» — многие одевались нарочито небрежно. «Ох, и досталось мне, когда я явился в гостиницу к Маяковскому в «затрапезном» виде, — писал ленинградский литератор Илья Березарк. — "Это что у вас, патент на пролетарское происхождение?", — издевался он. — Вот вы, журналист, встречаетесь с разными людьми, что они могут подумать не только о вас, но и обо всей советской прессе?"».
А.А. Темерин, В.В. Маяковский, Москва, 1929 год
Спортивный костюм (блуза и юбка), смоделированный В.Ф. Степановой, 1923 год
В 1923 году Маяковский создал журнал «ЛЕФ», в котором, кроме коммунистических произведений, публиковал рисунки одежды для улиц и быта. Разработкой костюмов занимались художницы-авангардистки Варвара Степанова и Людмила Попова, которые специально для этого устроились на Первую ситценабивную фабрику. В результате девушки вместе с Маяковским и Родченко ввели в моду геометрический орнамент тканей — до этого ситец украшали только цветочками.
В.М. Ходасевич, эскиз обложки к журналу «Искусство одеваться», 1928 год
Журнал «Искусство одеваться», приложение к журналу «Красная панорама». Л.: Изд-во «Красная газета». 1929 год, май, № 5. Художник номера В.М. Ходасевич
В 1928-м вышел первый номер журнала «Искусство одеваться», где художники, философы и писатели спорили на тему внешнего вида рабочего класса. Позже дискуссия перетекла в другие издания и тексты — например, режиссер и хореограф Николай Фореггер написал очерк «Штаны и юбки», объяснив преимущество коротких юбок перед длинными платьями, необходимость носовых платков и пристегивающихся воротников для гигиены. Маяковский участвовал в пропаганде так называемой «новой моды» и декларировал в «Стихотворении одежно-молодежном» шить больше одежды для юных девушек и ребят. Сам поэт тогда уже был общепризнанным модником — Татьяна Яковлева, у которой в Париже начался с Маяковским роман, писала: «Он напоминал английского аристократа и выправкой, и одеждой и уж никак не связывался с тем образом, который слагался в моем сознании из его футуристической желтой кофты, скандальных выступлений, режущего бритвой острословия и шумной славы пролетарского поэта-трибуна»
Выставка «Маяковский от-кутюр: искусство одеваться»,
Санкт-Петербургский государственный музей театрального и музыкального искусства,
13 октября 2017 — 22 января 2018.
16 октября в центральном здании Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля на Зубовском бульваре — в отделе «Доходный дом Любощинских-Вернадских» — откроется выставка «От Толстого до Толстого. Писатель, мода и стиль». Идея проекта — не только показать личные вещи больших русских писателей, но и развенчать стереотипы про их отношения с модой (которых якобы не было). Пожалуй, самый ярый модник из числа героев выставки — Владимир Маяковский. Специально для The Blueprint основательница телеграм-канала Fierce & Cute Мур Соболева разобрала стиль поэта.
Звание главного поэта революции не очень хорошо рифмуется с титулом иконы стиля, но Маяковский был весь сделан из контрастов — и хорошо это знал. Он очень рано понял важность внешности в самопрезентации. «Маяковский усвоил одно правило: одежда — действенный участник его выступлений», — говорит Лариса Колесникова, автор книги «Другие лики Маяковского», посвященной отношениям Маяковского с модой. Маяковский хорошо понимал, для какого случая подходит какой наряд, и умел менять образ. «Маяковский даже в годы футуризма — годы поиска себя, своего стиля — понимал, что такое сценический костюм и костюм на выход и чем они отличаются», — рассказывает Марина Краснова, куратор специальной программы выставки, заведующая научно-экспозиционным отделом ГМИРЛИ имени В. И. Даля «Дом И. С. Остроухова в Трубниках». «Современники вспоминают, что Маяковский производил впечатление человека, принадлежавшего к французской богеме, и я думаю, что ему хотелось соответствовать этому образу. Он чувствует себя художником, и ему хочется не только ощущать это внутренне, но и показывать это внешне».
На знаменитой фотографии с подписью «Футурист Владимир Маяковский» поэт одет подчеркнуто элегантно, при нем цилиндр и трость (любовь к тростям, кстати, сохранилась у него на всю жизнь). Современники вспоминают, что смокинги и шляпы Маяковский брал напрокат и покупал в недорогом магазине театрального реквизита. В его гардероб входил муаровый розовый смокинг и красный бархатный жилет, которые он носил вместе. Потом появилась знаменитая желтая кофта и нашейные ленты. В автобиографии «Я сам» Маяковский рассказывает о расцвете своего футуристического периода: «Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук. Очевидно — увеличишь галстук, увеличится и фурор. А так как размеры галстука ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук». Под одной из «гнуснейших блуз», видимо, подразумевается пресловутая желтая кофта, воспетая и современниками, и самим Маяковским («Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана», — пишет он в поэме «Облако в штанах»). Крупные ленты, которыми Маяковский повязывает блузы на манер oversized-галстуков, имели еще и практическое значение — закрывали дырки и потертости на одежде.
Желтых кофт, собственно, было две — просто желтая и в черную полоску. В то время с одеждой Маяковскому помогают мама и сестры — Ольга и Людмила (последняя работала текстильным дизайнером, возглавляла мастерскую аэрографии на Трехгорной мануфактуре). Поэт Серебряного века Бенедикт Лившиц вспоминал, как покупал с Маяковским ткань: «Решив, что его наряд уже примелькался, он потащил меня по мануфактурным магазинам, в которых изумленные приказчики вываливали нам на прилавок все самое яркое из лежавшего на полках. Маяковского ничто не удовлетворяло. После долгих поисков он набрел у Цинделя на черно-желтую полосатую ткань неизвестного назначения и на ней остановил свой выбор. Сшила полосатую кофту Володина мать».
«В это время Маяковский начинает часто выходить на сцену», — объясняет Краснова. «Своими нарядами он отделяет себя от аудитории и в то же время декларирует новые взгляды на новое искусство, эпатируя публику. При этом, к примеру, одна из современниц вспоминала: Маяковский однажды позвонил ей и предложил пойти в театр, она сказала, что не хочет идти с футуристом, это будет скандал и очень неприлично. На что Маяковский ответил, что „знает, как заезжать за девушками“, и повесил трубку. И явился во фраке, с перчатками, в цилиндре — в театре все замирали от красоты пары».
Владимир Маяковский никогда не носил усов и бороды, поэтому из трех представленных фотографий мы легко его находим - это третья фотография -
Его лицо всегда было серьезным, взгляд суровым, сведенные к переносице брови образовывали характерную складку. Кепка - это неизменный атрибут (иногда была шляпа).
Тем более, на первой фотографии изображен Бунин Иван Алексеевич.
На второй фотографии мы видим Куприна Александра Ивановича.
Так что правильный ответ - "С", третья фотография.
На самом деле,ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Даже те, кто не знают, как выглядел Великий Поэт, вполне могут обратиться со своим вопросом к вездесущему сервису гугл, уж он-то все знает и это тоже.
К тому же, кажется все знают о том, что Владимир Маяковский был всегда гладко выбрит, не носил ни усов ни бороды.
Если все же задать вопрос гуглу, то мы увидим портреты Владимира Маяковского, например этот.
На снимке поэт выглядит сущим денди. Есть фото, где он предстает в несколько ином виде, одежда совсем другого стиля, тем не менее, Маяковский на всех фото выглядит франтовато и почти на всех уличных фото он в различных головных уборах - в шляпе или в кепке.
Верный ответ под буквой С.
Совсем несложный вопрос - известного русского-советского поэта Владимира Маяковского знаем мы ещё со школьной скамьи, да и не только с того возраста.
Совсем маленьким ребятам очень просто и доходчиво он объяснил, "Что такое хорошо и что такое плохо" в своём замечательном стихотворении.
Поэтому, как выглядит поэт, знает каждый из нас.
Так вот, из очередного вопроса Викторины, который на этот раз из области литературы, можно с уверенностью сказать, что человек в кепке(одном из своих любимых головных уборов) - поэт Владимир Маяковский, изображён на крайней справа фотографии под буквой "С".
На первом и втором фото, также известные - русские писатели Иван Бунин(А) и Александр Куприн(В)
Как выглядел поэт Владимир Маяковский, можно определить по представленным фотографиям. Когда в школе изучается творчество этого удивительного поэта, обязательно рассматривается его портрет. Облик этого талантливого человека, написавшего произведения, ставшие классикой русской литературы, "Что такое хорошо и что такое плохо", "Стихи о советском паспорте", "Разговор с фининспектором о поэзии", "Облако в штанах", "Случай на даче" и пр., легко узнаваем. Его нельзя спутать ни с портретом писателя Ивана Бунина под буквой А, ни с портретом А. Куприна, обозначенного буквой В.
У поэта В. Маяковского серьезный взгляд, крупные черты лица и короткая стрижка. Он никогда не носил усов и бороды.
Портрет поэта В. В. Маяковского обозначен буквой С.
Владимир Владимирович Маяковский - советский писатель и поэт, художник, режиссёр, актёр - его звания можно перечислять до бесконечности. Недаром говорят, что талантливый человек талантлив во всём. Маяковского трудно не узнать среди остальных деятелей искусства. Он отличался грубыми чертами лица, острыми скулами, стрижкой наголо и серьёзным взглядом. Под все эти черты подходит человек под фотографией и вариантом ответа номер 3 (С). На первой же фотографии представлен Иван Бунин, на второй изображён Александр Куприн.
Порой авторам много ру удается подобрать действительно интересные вопросы. На всех трех фотографиях значительные лица мужчин. Умный взгляд. Каждый может увлечь и повести за собой. И по аксессуарам понятно что они примерно из одного времени.
Я хорошо помню фотографии Владимира Маяковского. Было время когда меня очень интересовала его личность. Было время когда я любила и читала его ранние стихи. Помню ощущение упертости от его посадки головы на мощной шее. Какую то набыченность его взгляда. Из всех троих фотографий у Владимира Маяковского самое волевое лицо.
Верный ответ на вопрос викторины под буквой С.
В этом случае тем кто учился в советской школе нельзя ошибиться. У нас в классе висел портрет Маяковского.
Вот примерно такой.
Так что в пояснении к вопросу это последнее фото. Ну а в викторине правильность ответа подтверждена.
Дубликаты не найдены
Любовный треугольник Маяковского наглядно
"Самая замечательная женщина на свете" - Луэлла Краснощекова о Лиле Брик
Луэлла Варшавская, дочь Александра Краснощекова, дожила до 2002 года. Удивительно, но еще недавно среди нас был человек, который помнил, как по утрам Маяковский с полотенцем через плечо шел в ванную, как гремел стульями в столовой в Гендриковом переулке - и как привозил ей, девочке, на дачу семь плиток шоколадок, по одной на каждый день недели.
Когда ее отца Александра Краснощекова посадили, Лиля Брик взяла девочку к себе.
Луэлла, в отличие от домработницы Кочетовой (см. мой предыдущий пост), вспоминала о Лиле Брик очень нежно. А Маяковского она звала просто Володей.
Вот отрывки из ее воспоминаний "Что я помню" (сборник "Маяковский глазами современниц", издательство "Росток", 2014)
"Когда приезжал Володя (на дачу в Пушкино, - БА), он привозил мне семь плиток шоколада № 12 - на каждый день по плитке.
[. ] В один из первых дней моей жизни на даче Лиля сказала мне - тебе будут говорить, что я целуюсь со всеми под любым забором, ничему не верь, а сама меня узнай.
Я узнала ее и знаю, что она самая замечательная женщина на свете, да мне ничего плохого про нее и не говорили.
Володя в шахматы не играл, а играл в поддавки и шашки. Раз он проиграл мне куклу и на другое же воскресенье привез мне небольшую куклу с закрывающимися глазами. У куклы оказались плохие волосы, и Лиля отдала ее в мастерскую, где ей сделали косу из настоящих волос.
Квартира на Гендриоковом была очень маленькая, и Володе там было тесно. Встав утром, он в пижаме с полотенцем через плечо, что-то бормоча или даже напевая, шел принимать ванну или душ.
В ванну Володя должен был пройти через столовую, и там ему мешали стулья, поэтому в столовой стоял грохот, пока Володя их переставлял.
Утром ставили самовар, и после чая все расходились по делам. Если Володя работал дома, он много ходил по столовой и своей комнате, все время переставляя стулья и бормоча, а иногда он закрывался у себя в комнате.
Володя любил держать пари, и если во что-нибудь играл, то обязательно на "интерес". Если не на деньги, то на "Кисточку мыть" (мыть его кисточку и бритву после бритья) или кричать "ку-ка-ре-ку" из-под биллиарда в Сокольниках.
Володя очень злорадно кричал по утрам "Луэлла, я ухожу, кисточка на месте" или перед бритьем: "А хорошо ли вымыта моя кисточка?"
Я совершенно не помню, откуда пошло выражение "мы все под Кисой ходим", но оно точно выражает отношения на Гендриковом. В доме Лили, Оси и Володи все очень заботились друг о друге, уходя, оставляли записки. Лиля всегда подписывалась рисунком - силуэт кошки, а Володя - Щен, с соответствующим рисунком. Всегда должно было быть известно, где кто, а главное, когда вернется домой, чтобы не беспокоились. Всегда было известно, кто что любит из еды, и ножку от курицы получали я и Ося по очереди; это строго соблюдалось, особенно, если курица была на два дня.
Дима Варшавский вспоминает, как в начале 1930 года он бывал на Гендриковом, и если Володи не было к обеду, ему все оставлялось: "Вот это Володя любит". Если кто-нибудь опаздывал домой к назначенному времени, он звонил по телефону, чтобы не беспокоились.
Я поняла и полюбила эту манеру заботиться друг о друге, напомнить что-нибудь, купить, подарить то, что другой любит, рассказать, придя домой, как провел день, что видел смешного, что сделал, кого встретил. Это стало законом и в моей семье.
Живя в Пушкине, в Сокольниках, бывая ежедневно на Гендриковом, я видела, как можно по-настоящему любить друг друга. Так будут относиться друг к другу люди через много лет, к таким отношениям мы придем, когда на свете станет жить очень хорошо всем и везде!"
На фотографии - Луэлла, за ней - Маяковский, слева Шкловский.
На двери этой квартиры висела вывеска: "Маяковский. Брик"
Через две недели после смерти Маяковского Лиля Юрьевна Брик рассчитала домработницу Кочетову, проработавшую в семье Маяковских-Бриков в Гендриковом переулке три с половиной года.
Спустя почти 10 лет, 26 января 1940 года, рассказ Прасковьи Сергеевны Кочетовой об этих трех с половиной последних годах записал неведомый нам человек (я не нашла ссылок на то, при каких обстоятельствах и кем это было сделано). Запись была передана в Государственный музей Маяковского. Ее опубликовали только спустя 74 года в книге "Маяковский глазами современниц" (издательство "Росток", Санкт-Петербург).
Что было с Прасковьей Сергеевной после 1940-го - мы не знаем, годы ее жизни в книге не указаны.
Лили Юрьевна Брик покончила с собой в 1978-м, оставив вдовцом своего последнего мужа Василия Катаняна.
Осип Максимович Брик умер от сердца в феврале 1945-го.
Прасковья Сергеевна, простая женщина, терпеть не могла Лилю Юрьевну и очень уважала Владимира Владимировича. Когда ей одновременно поступило два предложения о работе - от Маяковского и от, на минуточку, Ворошилова, она выбрала первого.
"Я пошла к Маяковскому, - рассказывала она, - и он мне сразу очень понравился". Прасковья Сергеевна знала его и раньше - он бывал в том доме, где она работала до того, как поступила к нему и к Брикам. "Он приходил и кушал мои блины, бифштексы по-гамбургски и другое", - вспоминала она. Надо думать, с аппетитом.
📍Но дадим слово Прасковье Сергеевне.
"На работу нас принимал сам Владимир Владимирович, сам с нами разговаривал; все вообще сам делал - деньги на расход выдавал, сам нашел меня у знакомых. Лиля Юрьевна у нас была как гостья. Даже когда гости бывали, Лиля Юрьевна никаких обедов не заказывала, ничего, все он.
С утра Владимир Владимирович дает мне деньги на расход, дня на два, иногда на три; ну, по 50 рублей давал, по 75. За все расходы мы платили, все из его рук текло. И сам он нам жалованье платил обеим - по расчетным книжкам, платил всегда точно.
[. ] Она (Лиля Юрьевна) в хозяйство совсем не вмешивалась, как гостья жила, ничего не заказывала, никаких распоряжений не давала.
И когда Владимир Владимирович заграницу ездил или в Крым, все я на дорогу собирала. Я была моложе тогда, он меня Пашей называл: "Вот, Паша, я уезжаю тогда-то и тогда-то заграницу - и мне белье". Я подготавливала ему белье в дорогу. Так что он собирался только с одними нами, а у Лили Юрьевны никакого внимания к нему не было, чтобы вот проводить его, - что он уезжает в дальнюю дорогу, чтобы что-то обеспечить, сделать. Никогда ничего.
Вот он встанет, походит, видит - половина двенадцатого, скоро ему уезжать. Она еще не вставала. Он стучит ей в дверь: "Лиля - деньги!" Он ей всегда оставлял деньги. А она к нему относилась не очень-то хорошо. Так они разговаривали дружно все. Он ее очень любил. Так любил, что я это и не знаю. Цветы ей приносил. Иногда мне закажет купить.
Когда он уезжал куда-либо, ему никаких проводов не было, ничего этого не было. А когда уезжал Осип Максимович один раз при мне по Волге кататься, совсем по-другому было. На мне просто эти шаги отразились. Я с другой девушкой разговаривала тогда: "вот Лиля Юрьевна как с мужем".
Ведь пока я у них служила, Лиля Юрьевна ни с Владимиром Владимировичем, ни с Осипом Максимовичем не жила, они были просто товарищи. Но, по-видимому, она Осипа Максимовича уважала больше, чем Владимира Владимировича. Вот она ходит за ним и говорит: "Ося, у тебя есть деньги?" Она за три дня сказала, что Осип Максимович едет на Волгу кататься, что надо ему белье приготовить.
[. ] Ни разу я не видела, чтобы она его поцеловала, никогда он не ночевал у нее, не сидел в ее комнате ночью. На даче как-то один раз она его взяла просто пройтиться. И так он был доволен, что она с ним прошлась! Это удивительно! Я говорю: "Ну, Владимир Владимирович с Лилей Юрьевной прошелся. На такую высоту поднялся!" Он ее очень любил, а она его - нет. И в театры она не ходила с ним.
[. ] С Осипом Максимовичем они тихо жили, никогда они не ссорились, никаких скандалов не было. Только Маяковский был хозяин, он их просто содержал, они тут жили как в номерах где-нибудь. Ну, ничего не знали! У нас дровами отапливалось. "Владимир Владимирович, дров нет". Он на дрова денег даст, на всё. Все хозяйство вел Владимир Владимирович.
[. ] Владимир Владимирович никогда отчета с меня не спрашивал в деньгах. Как у меня все деньги выйдут, я опять прошу у него. Владимир Владимирович ведь знал меня - откуда он меня брал, какой я человек. Моя честность - мое богатство. Он мне верил, меня очень уважал и любил.
[. ] И в то время, когда он задумал застрелиться, - он мне деньги давал, - так он мне не показал свое лицо, а открыл дверь и просунул деньги и подал мне их. Это одним днем было раньше до того, как он застрелился. Вечером он так сделал, чтобы я его лица не видела, потому что он меня понял. Наверно, уж он на себя не был похож, и ему тяжело было с народом.
[. ] В это время он, наверное, дня два не ел - в последние дни.
[. ] Лили Юрьевны не было, она была заграницей. ее ждали два дня - когда она приедет.
И все это было нам такое горе! Так было ужасно горько.
Лиля Юрьевна приехала к похоронам. [. ] Ни слова не поговорила с нами. Приехала. Я думала, что она после него жить не будет, - я-то как предполагала, когда ее не было тут. А когда она приехала, я посмотрела: у нее и горя-то особенно тусклого не было. Осип Михайлович тоже не так был расстроен. Никак на них не отразилось особенно.
[. ] Комнату мне обещал устроить. Брату моему 30 рублей давал каждый месяц. Он обстрелил глаз, так Владимир Владимирович просил Авербаха, чтобы он его оперировал, и стал давать брату по 30 рублей в месяц. Он очень добрый был, костюм подарил моему брату. Месяц лишь брат был в больнице, и Владимир Владимирович веле ему покупать яблоки и все носить туда. Авербаха просил очень трогательно, что столько-то детей, нельзя ли посмотреть.
Он детей очень любил. Вот этой Марусе они пальто купили, все ей сделали. Если бы Владимир Владимирович не застрелилился, она бы всю жизнь ходила сюда.
(Примечание: Маруся - девочка, которую Лиля Юрьевна слегка сбила машиной - у нее был "Рено", привезенный Маяковским из Парижа).
И животных удивительно любил. А Булька месяца за три до его смерти плакать стала. Бывало скажу: "Булечка, что ты такая скучная?" А у нее капают слезы на коленки.
Булька при мне как-то принесла щенят. Он говорит: "Купи ей курочку, бульону свари". Котлеты я ей делала из фарша. Потом у нас всегда большой торт стоял, покупали мы в кондитерской за 10 рублей. Я утром прихожу - больше половины остается. И вот, если Владимир Владимирович возьмет с собой в комнаты Бульку спать, то Булька со стола все на пол перекидает и разбросает в углах.
Один раз я думаю: ну, надо ее проучить! А с черного хода был такой чуланчик. Я взяла эту Бульку на холодок и хотела ее постегать: вот тебе! вот тебе! Владимир Владимирович услыхал. Это перед смертью было. Он бежит на кухню в одном белье, за голову взялся:
"Что ты делаешь? Что ты делаешь? Ты же могла как-нибудь по-другому поступить, а ты ее же била".
Он меня очень ругал за эту Бульку, что нельзя было бить Бульку".
Подскажите, плиз, источники, в которых можно найти сведения о судьбе Прасковьи Кочетковой.
Фото Владимира Юрченко
В Белгородском литературном музее представлены одежда, обувь и галстуки Владимира Маяковского. Как одевался знаменитый поэт – сначала из того, что было под рукой, затем вычурно и, в конце концов, элегантно – рассказывает выставка «Маяковский «haute couture»: искусство одеваться». Её привезли из столичного Государственного музея В.В. Маяковского.
Как носил и как выглядел
Главное здание музея В.В. Маяковского в Москве закрыли на реставрацию, и попасть туда на экскурсию пока нельзя. В путешествие по стране отправились выставки «Живопись словами» (её белгородцы могли посетить в Литературном музее летом и осенью 2016 года), «Реклам-конструктор: Маяковский и Родченко» и «Маяковский «haute couture»: искусство одеваться». Последнюю её кураторы в двух музеях, белгородском и столичном, называют уникальной.
«Эти предметы выставляются крайне редко из‑за состояния сохранности и условий экспонирования. Выставка проводится всего четвёртый раз: до Белгорода она побывала в Москве, Владимире и Санкт-Петербурге, – рассказывает хранитель фонда редкой книги Государственного музея В.В. Маяковского Дмитрий Карпов. – Ещё одна особенность выставки в том, что на фотографиях можно видеть, как сидели представленные вещи на Маяковском, как он носил их, как выглядел».
Вся коллекция музея насчитывает более двух тысяч экспонатов, прямо связанных с поэтом. После смерти Маяковского небезызвестная Лиля Брик получила охранную грамоту на его комнату в коммуналке по Лубянскому проезду и вывезла оттуда архив и личные вещи. С супругом Осипом перевезли они в своё новое жильё и всю обстановку и вещи поэта из квартиры в тогдашнем Гендриковом переулке. После того как в 1938 году открыли библиотеку-музей Маяковского, большую часть экспонатов в неё передали именно супруги Брик. Другую часть завещала музею сестра Маяковского Людмила, и эти предметы поступили в музей в 1970-х.
Жёлтая кофта и галстук
Свой имидж Маяковский менял не единожды. Каждая смена была связана с новым этапом в его жизни. По мнению поэта, именно одежда служила одним из важных проводников нового художественного вкуса.
Многие его образы вошли в историю. Так было с хрестоматийной жёлтой блузой Маяковского. Сама она не сохранилась, но есть в экспозиции лоскут жёлто-чёрной полосатой ткани, из которой мать поэта и сшила эту блузу.
«Жёлто-чёрная кофта вошла в историю как «жёлтая» и со временем стала символом русского футуризма, как строка из «заумного» стихотворения Кручёных «Дыр-бул-щыл», – поясняет Дмитрий Карпов.
Вот так о ней писала в 1913 году газета «Утро»:
«Жёлтая кофта» оказалась обыкновенной блузой без пояса типа парижских рабочих блуз, с отложным воротником и галстуком…».
Примерно в те годы поэт познакомился с сестрой Льва Шехтеля Верой. Она его изобразила в жёлтой кофте и сделала два медальона, куда вставила коллаж – Маяковского и свою фотографию. Они представлены на выставке.
А так охарактеризовал свой внешний вид Маяковский в автобиографическом очерке «Я сам»:
«Взял у сестры кусок жёлтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке – галстук».
Галстуки его, а также чёрный бант вошли в экспозицию. Один из них датируется двадцатыми годами, поэту подарила его старшая сестра Людмила Владимировна. Художница по ткани, окончившая Строгановское училище, осваивала новый метод оформления – аэрографию.
Экспонаты выставки «расскажут» заинтересованным посетителям, как изменился Маяковский в турне футуристов по России в 1913–1914 годах: голову украсил цилиндром, в руки взял трость. А также как выглядел Маяковский-актёр, снявшийся в 1918 году в нескольких фильмах: на киноэкране он в своей обычной в то время одежде. Из трёх картин, где он в главной роли, целиком сохранилась лишь одна – «Барышня и хулиган». Там Маяковский – хулиган, одетый в косоворотку и дешёвый пиджак.
Образец элегантности
Узнают белгородцы и о преображении Маяковского после знакомства с уже упомянутыми Лилей и Осипом Брик в 1915 году: тут и модное английское пальто, и кепка, и рубашка с «бабочкой».
Маяковский-путешественник был практичен: с собой он возил даже складную ванну из брезента. Специально к выставке её восстановили. Из путешествия по Мексике привёз серапе – часть мексиканского народного костюма. Но использовал не по назначению, а как ковёр. А кофр после его смерти перешёл по наследству к женщине всей его жизни, о чём свидетельствуют вышитые инициалы «Л.Б.».
А пока же в 1920-х поэт – образец элегантности: шляпа из Австрии, французский ремень, французская же и английская сорочки, галстуки из Америки, не менее известный, чем блуза, пуловер, кожаные туфли из Франции. Почти всё из одежды тех лет есть в экспозиции. Тут же представлена и подковка на каблук: в день кремации её сняли с туфель Маяковского.
«Известно, что он творил, не сидя за письменным столом, а вышагивая свои стихи. Цокот подковок, стук трости сопровождали его на улице. Многие современники вспоминают, что, заслышав их издалека, понимали: идёт Маяковский. Высокий, в шляпе, он был заметен», – рассказывает Дмитрий Карпов.
Выставка продлится в Белгородском литературном музее до января будущего года.
Читайте также: